Русская куртуазная повесть Хvi века (СИ)

Кощакъ же, царевичь, видевъ царство все люто волнуемо, и разуме неможение свое и неизбытье, неминущую беду свою - отъ казанцовъ, мятущихся всехъ и не слушающихъ его ни въ чемъ, и умысли убегжествомъ сохранити животъ свои. И нача у казанцовъ проситися, исъ Казани, ласковыми словесами, яко да отпустятъ его въ Крымъ. Они же отпустиша его честно, со всемъ имениемъ его, бе бо велми богатъ зело. Онъ же собрався съ крымскими варвары, жившими въ Казани, и взя брата своего и жену свою, и два сына своя, и взя стяжания своя.

И нощию воставъ, и побеже исъ Казани, не являся никому, яко не побеже, но яко збирати воя и поиде самъ, не веруя инемъ посланнымъ отъ него: все посылаеми не дохождаху тамо, уду же посланы бываху, на собрание воиномъ, къ Москве и зъ граматами его приежжаху, отдаваху Самодержцу. Казанцы же испустиша его и даша весть царю Шигалею, - и взыдетъ на нихъ вина бежания его - не любяше бо его казанцы за сие, что, иноземецъ сы, яко царь силно владеша ими..." [там же, сс. 70-71 (Соловецкий список)]. Здесь имеет место фальсификация семейной истории Кощака: по летописи, крымцы, включая предводителя, убежав тайно, бросили в Казани жен и детей. СКЦ заявляет, будто Кощак забрал жену и сыновей, покидая любовницу...

Наши фальсификаторы навязывают читателю много ерунды, искажая смысл трудов Сказителя, историографа благоверного царя Ивана Васильевича, типа: "В образе Шигалея, запечатленного Казанской Историей, нашла наиболее полное выражение политическая тенденция автора. Шигалей противопоставлен русским князьям-воеводам. В биографии его намеренно искажаются исторические факты или дополняются в определенном направлении. Шигалей Казанской Истории - надежный, испытанный в трудностях помощник московского правительства, талантливый воевода, посылаемый Грозным туда, где нужен преданный и храбрый человек. В его уста автор Казанской Истории вкладывает обличительные речи по адресу московских князей и воевод, живущих "в велицей славе и богатстве", нерадивых на брани, ленивых и бездельных, вспоминающих "славу свою и многое имение" [Моисеева, 1954, с.163]. "...(И, неверный варваръ, паче нашихъ верных сътвори...) Шах-Али идеализирован автором "Казанской истории". ...В 1560-х Грозный приближает к себе новых воевод из среды опричников и приехавших на Русь татарских царевичей, что также нашло отражение в "Казанской истории"..." [ПЛДР, сс. 612, 619].