Читаем Русская литература от олдового Нестора до нестарых Олди. Часть 1. Древнерусская и XVIII век полностью

То есть мотив «смерть – свадьба», очень интеллигентно выраженный через абзац («сватов попоили, а сами полегли за землю Русскую»), начинается уже здесь. Здесь же никакой интеллигентности нету, пассаж 21+, бой Всеволода с половецким войском сравнивается с тем, как яр тур работал производителем. Это смерть как секс – в больших количествах. Причем дальше «как тур поскачешь, своим златым шеломом посвечивая, там лежат поганые головы половецкия» – вот вам образ боя человека с войском, но я вам докажу сейчас, что это не фольклорный мотив. Далее говорится: «Какая рана удержит, братья, того, кто забыл о чести и жизни, забыл и города Чернигова отцовский золотой престол, и своей милой жены, прекрасной Глебовны, свычаи и обычаи». Я не хочу переводить «свычаи и обычаи», потому что переводят как «любовь и ласку», а это на нервы не действует. «Свычаи и обычаи» пускай за непереведенностью немножечко вас расшевелят. Итак, смотрите, он не чувствует ран. Он впадает в боевое безумие. Совершенно аналогичное тому сексуальному, выражаясь на грани мата, охренению, в которое впадает бык в состоянии гона. Воин в бою, у него просто всё черно в глазах, он ничего не соображает, крушит всех, до кого дотянется, – вам эта картина известна более-менее по скандинавским берсеркам. На самом деле это бывает отнюдь не только у скандинавских берсерков, воин в это состояние может впадать, просто берсерки это могли вызывать искусственно, это было их культурой легализовано. Это, например, упоминается в русских былинах, когда Илья Муромец сражается с татарским войском и говорится, что он не увидел света белого и не узнал ночи темныя. Всё перед глазами заволакивает чернотой, и, поймите меня правильно, в этом состоянии воин рубит не всех врагов, нет, он рубит просто всех, кто вокруг. Поэтому своим очень рекомендуется разбежаться побыстрее. Врагам – как получится. А своим, ежели известно, что человек способен впадать в боевое безумие, лучше просто держаться в бою от него подальше, потому что непонятно, когда на него накатит.

Теперь смотрите, как строится этот пассаж про Всеволода. Итак, зачин. Зачин абсолютно мужской нецензурный. Яр тур, все женщины покраснели. Дальше идет описание битвы, и дальше он в состоянии безумия боевого, приравненного к крайнему сексуальному экстазу, – он забывает. Что он забывает и в какой последовательности? Отошла первая ступень. Честь. Князя скорее слава интересует, как мы уже знаем. Вторая ступень – жизнь. Так, честь и жизнь – это то, что касается его как человека. Далее по нарастающей. Что для него выше чем то, что он – человек? То, что он князь. Он забывает и об этом. «Града Чрънигова отня злата стола». И что он забывает в последнюю очередь? Предмет своего сексуального безумия. И этим оказывается его жена, которая названа словом «хоти». Вот то самое слово, которое не смогли осилить переводчики «Анжелики», потому что в двенадцатом веке в русском языке оно было, а затем вымерло. Причем явно совершенно, что это слово было и в мужском, и в женском роде, корень сохранился в слове «похоть». Слово «похоть», как мы с вами прекрасно знаем, у нас стараниями церковников резко отрицательно маркировано, хотя это просто синоним к слову «страсть». Слово «страсть» у нас нейтральное. Обратите внимание, что в русском языке нету нейтрального слова для обозначения секса. Есть вся сниженная лексика, от «трахаться» и далее в мат, есть книжное «он ее познал». У нас нету нейтрального слова, нам его церковники убрали, когда пошло закручивание гаек. Монголо-татарского ига не было, да-да. Только в домонгольской культуре любовь между мужем и женой есть, а в послемонгольской – или бесчувственная нравственность, или скабрезность. Оцените этот урон! И вот слово «хоти» в значении «тот, к кому ты испытываешь плотскую страсть», из языка ушло в принципе, слово «любовница» резко отрицательно маркировано.

Вот так задумаешься, какие у прекрасной Глебовны были свычаи и обычаи. Это немножко поинтереснее, чем «любовь и ласка». Оставляю вас в этих бурных эротических грезах об отношениях яр тур Всеволода с его супругой.

Ну что, мы с вами практически два часа сидели; я думаю, что на этом будем заканчивать. Хотя вы понимаете, что в «Слове о полку Игореве» так можно комментировать примерно каждое слово. Но академические комментарии вы и сами прочтете, а я вам дала то, чего там нет.

Лекция 4. Повести о битвах с татарами

Итак, у нас с вами сегодня всё, что связано с монгольским нашествием. И начнем мы с последнего памятника прозопоэтического стиля, последнего на долгое-долгое время (как я уже говорила – аж до Гоголя). Это «Слово о погибели Русской земли». Вещь классическая, вам известная, потому что второй и последний памятник светского красноречия на всю древнерусскую литературу. Слово о погибели прозопоэтического стиля, я бы сказала.

Перейти на страницу:

Все книги серии ЛекцииPRO

Сотворение мира. Богиня-Мать. Бог Земли. Бессмертная Возлюбленная
Сотворение мира. Богиня-Мать. Бог Земли. Бессмертная Возлюбленная

«Мифологические универсалии – это не игра ума для любителей волшебства, а ключ к нашему сознанию, ключ ко всей культуре человечества. Это образы, веками воплощающиеся в искусстве, даже атеистическом», – подчеркивает в своих лекциях Александра Баркова, известный исследователь мифологии. В книгу вошла самая популярная из ее лекций – о Богине-Матери, где реконструируется миф, связанный с этим вечным образом; лекции об эволюции образа владыки преисподней от древнейшего Синего Быка до античной философии, эволюции образа музы от архаики до современности и трансформации различных мифов творения. Живой язык, остроумная и ироничная подача материала создают ощущение непосредственного участия читателя в увлекательной лекции.

Александра Леонидовна Баркова

Религиоведение / Учебная и научная литература / Образование и наука
Подросток. Исполин. Регресс. Три лекции о мифологических универсалиях
Подросток. Исполин. Регресс. Три лекции о мифологических универсалиях

«Вообще на свете только и существуют мифы», – написал А. Ф. Лосев почти век назад. В этой книге читателя ждет встреча с теми мифами, которые пронизывают его собственную повседневность, будь то общение или компьютерные игры, просмотр сериала или выбор одежды для важной встречи.Что общего у искусства Древнего Египта с соцреализмом? Почему не только подростки, но и серьезные люди называют себя эльфами, джедаями, а то и драконами? И если вокруг только мифы, то почему термин «мифологическое мышление» абсурден? Об этом уже четверть века рассказывает на лекциях Александра Леонидовна Баркова. Яркий стиль речи, юмор и сарказм делают ее лекции незабываемыми, и книга полностью передает ощущение живого общения с этим ученым.

Александра Леонидовна Баркова

Культурология / Учебная и научная литература / Образование и наука
Введение в мифологию
Введение в мифологию

«Изучая мифологию, мы занимаемся не седой древностью и не экзотическими культурами. Мы изучаем наше собственное мировосприятие» – этот тезис сделал курс Александры Леонидовны Барковой навсегда памятным ее студентам. Древние сказания о богах и героях предстают в ее лекциях как части единого комплекса представлений, пронизывающего века и народы. Мифологические системы Древнего Египта, Греции, Рима, Скандинавии и Индии раскрываются во взаимосвязи, благодаря которой ярче видны индивидуальные черты каждой культуры. Особое место уделяется мифологическим универсалиям, проявляющимся сквозь века и тысячелетия.Живой язык, образная, подчас ироничная подача самого серьезного материала создает эффект непосредственного общения с профессором, на лекциях которого за четверть века не уснул ни один студент.

Александра Леонидовна Баркова

Культурология

Похожие книги

100 великих мастеров прозы
100 великих мастеров прозы

Основной массив имен знаменитых писателей дали XIX и XX столетия, причем примерно треть прозаиков из этого числа – русские. Почти все большие писатели XIX века, европейские и русские, считали своим священным долгом обличать несправедливость социального строя и вступаться за обездоленных. Гоголь, Тургенев, Писемский, Лесков, Достоевский, Лев Толстой, Диккенс, Золя создали целую библиотеку о страданиях и горестях народных. Именно в художественной литературе в конце XIX века возникли и первые сомнения в том, что человека и общество можно исправить и осчастливить с помощью всемогущей науки. А еще литература создавала то, что лежит за пределами возможностей науки – она знакомила читателей с прекрасным и возвышенным, учила чувствовать и ценить возможности родной речи. XX столетие также дало немало шедевров, прославляющих любовь и благородство, верность и мужество, взывающих к добру и справедливости. Представленные в этой книге краткие жизнеописания ста великих прозаиков и характеристики их творчества говорят сами за себя, воспроизводя историю человеческих мыслей и чувств, которые и сегодня сохраняют свою оригинальность и значимость.

Виктор Петрович Мещеряков , Марина Николаевна Сербул , Наталья Павловна Кубарева , Татьяна Владимировна Грудкина

Литературоведение