Напечатанный в 1932 году роман Санникова, как уже говорилось, был встречен восторженной рецензией Андрея Белого. Реальные достоинства романа были в этой рецензии, безусловно, преувеличены. Стараясь создать объективную картину литературного развития России с пушкинских времен до начала тридцатых годов XX века, Белый слишком акцентировал одни стороны этого развития, ничего не говоря о других. Так, к примеру, в его поле зрения не попали поэмы Маяковского, Пастернака, Багрицкого середины двадцатых годов, которые внесли в советскую поэзию дыхание эпоса и обозначили многие из тех направлений движения, которые, по мнению рецензента, открыл своим романом в стихах Г. Санников. Впрочем, в своих оценках и преувеличениях Белый был не одинок[549]
. Но именно его обращение к роману Санникова вызвало довольно раздраженные отклики в прессе[550]. Конечно, далеко не всегда критические разборы рецензии Белого были убедительными как для него, так и для автора романа, но критика начала тридцатых была верна себе, стремясь обвинить рецензента в грехах, имеющих мало отношения к литературе. Так, в одной из наиболее подробных статей, затрагивавших рецензию Белого, были такие строки: «Протягивая нити от символизма к последующей эпохе русской поэзии, он (Андрей Белый. — Н.Б.) называет «крестьянскими поэтами эпохи революции» Клычкова, Клюева, Есенина, Орешина и др.; он не замечает дореволюционной пролетарской литературы. Последняя, по его мнению, порождена Октябрем и начало ей положила, конечно, "группа пролетарских поэтов, сложивших «Кузницу»»[551]. Таким образом, Белый своими оценками вызвал открытое возобновление старого литературного спора: можно ли считать Есенина, Клюева, Клычкова и Орешина выразителями дум и представлений русского крестьянства эпохи революции, а также о том, можно ли считать писателей, вошедших впоследствии в группу «Кузница» (напомним, что она решительно отмежевалась сначала от Пролеткульта, а затем и от РАНПа), пролетарскими писателями? Уверенность автора процитированной статьи в возможности только негативного ответа на эти два вопроса, конечно, не соответствовала реальности литературы эпохи гражданской войны и выглядела попыткой остаться на рапповских позициях даже после появления знаменитого постановления ЦК ВКП(б) «О перестройке литературно-художественных организаций».Такая методология автора статьи бросала тень и на те ее положения, которые подмечали действительные недостатки рецензии Белого. Так, например, В. Жданов справедливо говорил, что «в набросанной им схеме русской литературы прежде всего бросается в глаза подмена понятия «литературы» или «поэзии» понятием «техника стиха», с которым Белый и оперирует на протяжении всей статьи»[552]
. Мало того, это представление о поэзии только как о реализации тех или иных технических принципов привело в конце концов рецензию Белого к совершенной невнятице, когда он попытался в собственных и далеко не общепринятых терминах описать специфику поэтической техники Санникова.Не менее заметным, особенно теперешнему читателю, недостатком рецензии Белого было стремление во что бы то ни стало установить соответствие техники стиха и социально-классового развития России, что неизбежно вело к самому примитивно-вульгарному социологизму: «Вырождение русского академического стиха отражает эпоху снижения дворянства, уступающего место купцу; крепкий трехдольник Некрасова явился на смену захиревшему ямбу Пушкина; он сплелся с мотивами народнической поэзии; символисты его превратили в паузник, приблизив к трехдольнику Гейне; ямб, некогда подобный форменному сюртуку дворянина, в своем выцветшем виде уподобился партикулярному платью поэта-разночинца, не брезгающего картишками даже...»[553]
. Однако при всех очевидных огрехах и просчетах Белого его рецензия тем не менее свидетельствует о значительном интересе не только к наследию русской классической литературы, но и к тому, что происходит в современной ему советской литературе. Белый решал для себя важнейший вопрос, как ему, поэту и прозаику, уже давно находящемуся на переднем крае литературного движения своей эпохи, следует относиться к произведениям, нередко идущим вразрез с привычными принципами художественной организации, но в то же время отражающими новые закономерности существования литературы в чрезвычайно сложный и противоречивый период. И то, что он не отворачивался от современной литературы, старался ее понять, оценить так, как ему это представлялось заслуженным, осмыслить ее роль в развитии всей русской и мировой литературы, — большая заслуга Белого.