Во многом сходными, как кажется, были его побуждения при написании рецензии на новый роман одного из самых популярных в те годы писателей — Федора Гладкова — «Энергия». Роман печатался в 1932 году в «Новом мире», а в начале 1933 года, когда готовилось отдельное издание, Белый получил от Гладкова гранки книги с просьбой написать о романе статью[554]
. Только что опубликованный в журнале роман был встречен резкими откликами печати, обвинявшими Гладкова в несовершенстве языка и искусственности многих положений и ситуаций романа[555]. Очевидно, стимулом к написанию рецензии было не только вполне искреннее мнение Белого об «Энергии» как о произведении высокого художественного уровня, но и желание защитить роман (а заодно и журнал, в котором к нему доброжелательно относились) от несправедливых нападок критики, представлявшихся отголоском групповщины прежних лет. В письме С. Спасскому Белый писал: «...скоро ухнут меня за то, как смею я Гладкова ставить выше литер<атурных> принцев»[556]. Таким образом, выход статьи в очередной раз ставил Белого в центр оживленной литературной полемики, затрагивавшей многие животрепещущие вопросы современной литературной жизни.Дискуссия, между тем, приобрела особенно обостренный характер после появления отзывов Горького, которому была посвящена книга. Он писал Гладкову: «Написана она — на мой взгляд — очень плохо, языком выдуманным, и язык этот весьма часто вызывает впечатление неискренности автора и тяжелых, но неудачных попыток не то — преодолеть эту неискренность, не то — прикрыть ее холодной патетикой»[557]
. В отличие от Горького, Белый, «внырнувший» в роман Гладкова, нашел там не только ряд чисто художественных открытий, но и чрезвычайно важную для него самого тему: «человек дела выше человека слова». Именно это заставляло Белого не просто поддерживать отношения с Гладковым, но и видеть в нем своего единомышленника в современной литературе.Эта тема стала одной из основных в выступлении Белого на первом пленуме Оргкомитета Союза советских писателей, который проходил с 29 октября по 3 ноября 1932 года. Это выступление было отмечено как одно из самых значительных на пленуме, так как речь шла о восторженном принятии идей, одушевлявших советскую литературу того периода, со стороны крупнейшего писателя, кровно связанного с литературой предреволюционной, но стремящегося вписать себя в контекст совершенно нового литературного движения. В заключительном слове И.М. Гронский, делавший основной доклад, сказал: «У нас создался единый фронт советской литературы. Что объединяет всех художников слова? Объединяет всех желание служить рабочему классу, желание бороться за построение социалистического общества, желание работать над созданием социалистической культуры. Вот что, товарищи, объединяет всю массу писателей от Чумандрина до Андрея Белого»[558]
.При этом в выступлении Белого речь шла не только о достижениях новой литературы, но и о желании принимать самое деятельное участие в ее создании, для чего требовалась, с точки зрения Белого, большая подготовительная работа, в которой он сам хотел найти свое место. С одной стороны, эта работа предусматривала изучение принципов марксистско-ленинской идеологии. С другой — изучение техники писательского дела, особенно важное для входивших в литературу молодых авторов: «Мы должны откликнуться на призыв к работе и головой и руками. Что значит откликнуться головой? Это значит провести сквозь детали работы идеологию, на которую указывают вожди. До сих пор трудность усвоения лозунгов зачастую усугубляла «банализация» лозунгов со стороны лиц, являвшихся средостением между нами, художниками слова, и нашими идеологами. <...>
Но кроме проблемы головы есть проблема «станка», проблема нашего ремесла: это о том, как нам служить социализму в спецификуме средств, то есть словами, красками и звуками слов. В настоящем слове я выдвигаю эту проблему как первоочередную»[559]
.