Русская литература первой трети XX века

Дважды напечатав письма Кузмина 1907—1908 годов к В.В. Руслову (НЛО. 1993. № 1; Богомолов Н.А. Михаил Кузмин: статьи и материалы. М., 1995. С. 200—215[881]), мы не подозревали, что в отделе рукописей ГЦТМ им. А.А. Бахрушина (Ф. 133. Ед. хр. 3) хранится еще одна записочка, долженствующая находиться между письмами 8 и 9. Напомним читателям начало девятого письма, написанного 29 января 1908 года: «Дорогой Владимир Владимирович, послал Вам книги и с уезжавшим вчера Андреем Белым «Per alta». Принимая в соображение его звание поэта и заботясь об исполнении Вашего желания, а не о судьбе флакона, прошу Вас упомянуть, получили ли Вы его и книги, и в достаточно ли удовлетворительном виде». В тот же день Кузмин записал в дневнике: «...пришел Белый, долго сидел, духи отдал ему для передачи». 30 января Белый сообщал Кузмину из Москвы: «Многоуважаемый, дорогой Михаил Алексеевич! Поручение Ваше исполнил. Почему-то хочется мне отсюда еще раз Вас поблагодарить за «Мудрую встречу» и за музыку. Музыку помню. Вы были так любезны, что обещали мне прислать слова и мелодию».

Записочка, таким образом, пришла к Русову не по почте, а была передана Андреем Белым с флаконом духов.

Поскольку администрация отдела рукописей музея решительно запретила печатание полного текста этого бесценного документа, требуя предварительной оплаты, но великодушно разрешила публикацию фрагмента, приводим именно фрагмент. Сделанная нами купюра содержит подпись автора записки в том обычном виде, как она фигурирует в прочих письмах Кузмина к Руслову.

«Не удивляйтесь; посылаю духи с Андр. Белым, искал по всему городу: те ли?

Утром послал книги, вечером напишу. Увидимся.

Жду карточки.

Простите каракули.

Стихи пришлю.

Ваш

<....>

28 Января 1908».

10. Об одном цикле Брюсова

В 1913 году, выпуская «Полное собрание сочинений и переводов», В.Брюсов не просто перепечатывал старые тексты, но по-новому формировал у читателей представление о своем творческом пути. Воспроизводя свои ранние сборники, он добавлял в них те стихотворения, которые были написаны в годы создания книг, но по тем или иным причинам туда не попадали. Одним из примеров подобного рода явился опубликованный в составе книги стихов «Chefs d'oeuvre» в разделе «Стихи о любви» цикл «Воспоминание о малюточке Коре», состоящий всего из двух стихотворений, под которыми стоят даты: 1895 и 1896.

Общая тема этих стихотворений — смерть уроженки Юга где-то на Севере, предсказанная протагонистом стихотворения, который обладает способностью предсказывать будущее, в том числе и своей любовницы:

Ясными рунами вписанный в небо.
Я (астролог беспощадно-жестокий!)
Верно прочел твой мучительный жребий,
Но утаил от тебя эти строки!

Сюжет всего цикла выстраивается едва намеченным пунктиром, однако мы, как кажется, обладаем возможностью его восстановить.

Дело в том, что у довольно популярного в свое время, а ныне совершенно забытого французского писателя Жюля Клареси (1840—1913) есть рассказ «Креолка Кора», который, судя по всему, является прямым подтекстом брюсовского цикла.

Его героиня, креолка (постоянно именуемая в русском переводе «маленькая Кора»), уроженка островов Согласия, встречает на своей родине поручика французской морской пехоты и сопровождает его в различных приключениях и битвах. Он возвращается во Францию, покидая ее, и тогда она через Марсель отправляется в Париж, где пробует отыскать возлюбленного, но терпит неудачу. Чтобы заработать на существование, она становится танцовщицей, потом натурщицей (в это время ее и встречает повествователь), но, чувствуя себя больной, обращается с письмом в министерство, надеясь, что ее за казенный счет отправят на родину. Однако добиться этого ей не удается, и она умирает от чахотки, чем рассказ и завершается.

Отсюда ясными становятся все основные символы брюсовского цикла. Смерть, картина (рассказ начинается сценой, когда Кора позирует художнику), иная религия (у Брюсова это конкретизируется в мусульманстве), потаенная любовь, север и снег, — все это не противоречит сюжету «Креолки Коры». И вместе с тем существует одно обстоятельство, которое, будучи не слишком заметным, заставляет внимательного читателя воспринять цикл как намек на переживания из разряда таимых поэтом.