Читаем Русская литература первой трети XX века полностью

12 июля 1890 г. Ревель

Милый друг,

прежде всего я должен извиниться, что так долго не отвечал тебе: все было как-то некогда[1048]. Я не знаю, почему Юрий тебе не пишет: я посылал письма также в Умени и в Ножавино вместо Умёта и Инжавины, но письма дошли[1049]. Почему ты от Юрия ждешь письма более, чем от меня? а?

Я уже перестал приводить в негодование благочестивых баронов или, вернее сказать, они перестали возмущаться: а чтобы их возмутить, нужно очень немного, стоит только оборвать цветы в чужом саду, влезть на недоступную по их мнению скалу, пойти босиком в море, запеть громко в парке, раскланяться незнакомым дамам и т.п. Се sont des betises !

Я немного скучаю, хотя тут бывают спектакли, танцы и музыка, и я приобрел еще несколько знакомых, в том числе одну барышню, Ксению Подгорскую, которою очень увлекаюсь[1050]. Но это пройдем молчанием, как говорит Цицерон. Я уже начинаю думать о Петербурге и о вас, мои милые друзья. Вообще, это бывает всегда так со мною: начиная с декабря, я начинаю думать о лете, с июля — о городе. Когда ты думаешь приехать в Петербург? Мы, вероятно, к 12-му. Эту зиму ты непременно должен бывать у меня: неужели тебе это так строго запрещено родителями? или, может быть, ты думаешь, что наш дом неприличен: спроси об этом у Юрия. Может быть, ты скажешь, что ты не бываешь у меня совсем не потому, а потому, что я недостаточно представляю интереса — в таком случае, конечно, мне останется — молча проглотить пилюлю… Нехорошо!

Я тоже припомнил историю, но немного при других обстоятельствах, чем ты. Здесь есть развалины монастыря Св. Бригитты. Это был католический монастырь, разрушенный Иваном Грозным. Подземный ход между ним и Ревелем был завален, монахини были замуровлены — энергичная расправа. И теперь еще в лунные ночи можно видеть огни в окнах заброшенного монастыря и тихое пение молитв. Прелестно! Он произвел на меня сильное, очень сильное впечатление. Это так поэтично, так фантастично, так мистично, так романтично! Под влиянием его я написал «Ave Maria» для соло сопрано, 5-тиголосного женского хора и оркестра[1051]. Сюда на днях прибыла практическая эскадра: 10 кораблей — это красиво[1052]. Но все-таки скучно: скорей бы осень! Там Петербург, там все, там концерты, там театры, там — там — там... (Прибавь сам, что придумаешь).

Как-то я составил список моих недостатков (набралось до 14), достоинства хочу попросить написать других: неловко же хвалить самого себя![1053]

Осенью покажу, если хочешь. Извини за почерк.

Твой друг

М. Кузмин

Пиши скорее; не бери примера с меня[1054].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
Михаил Кузмин
Михаил Кузмин

Михаил Алексеевич Кузмин (1872–1936) — поэт Серебряного века, прозаик, переводчик, композитор. До сих пор о его жизни и творчестве существует множество легенд, и самая главная из них — мнение о нем как приверженце «прекрасной ясности», проповеднике «привольной легкости бездумного житья», авторе фривольных стилизованных стихов и повестей. Но при внимательном прочтении эта легкость оборачивается глубоким трагизмом, мучительные переживания завершаются фарсом, низкий и даже «грязный» быт определяет судьбу — и понять, как это происходит, необыкновенно трудно. Как практически все русские интеллигенты, Кузмин приветствовал революцию, но в дальнейшем нежелание и неумение приспосабливаться привело его почти к полной изоляции в литературной жизни конца двадцатых и всех тридцатых годов XX века, но он не допускал даже мысли об эмиграции. О жизни, творчестве, трагической судьбе поэта рассказывают авторы, с научной скрупулезностью исследуя его творческое наследие, значительность которого бесспорна, и с большим человеческим тактом повествуя о частной жизни сложного, противоречивого человека.знак информационной продукции 16+

Джон Э. Малмстад , Николай Алексеевич Богомолов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное