Читаем Русская литература первой трети XX века полностью

Ода

Коль яростно во мне пылаетБукет разнообразных чувств!Коль ныне ясный вид являетРоссийский Институт Искусств!Расширь, о Феб, объятья шире,Вези на номере 4Меня в тот памятный проход,Что близко Невского теченья,А нынь мое стихотворениеК себе властительно влечет.Что вижу я? Исток вод Сунских,Что встарь Державиным воспет?Но се — студенты, се, Жирмунский,Тобой водимый факультет!И где колонны, где Синоды?И где Невы игривы воды?Не вы стремите к высотам!Не воды льются там, не реки:Чувствительные человекиПитают жар к искусствам там!Ни темных лестниц мрак обильный,Ни коридора гибкий змийНе столько привлекают сильно,Как авдитория с людьми.Они пришли испить науки,Они к нам простирают руки,Так дайте ж, дайте ж им воды.Но сей воды отнюдь не пейте,А в лекциях своих излейтеНа глав внимающие льды!Методологии потопы!Поэтики — есть полн бассейн!Но се — фонетику ЕвропыВолнами катит Беренштейн!Устами жадно припадитеИ «о закрыто» возгласите —И выпейте до дна ее!Но нет, не пейте, — подождите, —Европу мало пощадите,Оставьте малость для нее!Но ах, слегка коварны дамы,Коварский же коварен весь —И, может, злость уж эпиграммыГотовит для поэта здесь?Но нет, не верно! Нет, Коварский,Коварный столько ж, сколь ПожарскийПожарным предстоит для нас.А дамы, дамы, будем прямы, —Как ламы или далай-ламы,На эпиграммы дамы пас.Бряцай же, Феб, у входа в зданье —Греми и бубнов не жалей,И пусть темно до ног ломаньяИ прочих бренных тех частей.Но се — глядите: на ГалернойГорит огонь науки верный,Возжен в студенческих главах, —Он нам горит, он нас прельщает,Он путь нам темный освещает,Да не преткнемся в воротах.


Б.М.ЭЙХЕНБАУМ


Перейти на страницу:

Похожие книги

Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
Михаил Кузмин
Михаил Кузмин

Михаил Алексеевич Кузмин (1872–1936) — поэт Серебряного века, прозаик, переводчик, композитор. До сих пор о его жизни и творчестве существует множество легенд, и самая главная из них — мнение о нем как приверженце «прекрасной ясности», проповеднике «привольной легкости бездумного житья», авторе фривольных стилизованных стихов и повестей. Но при внимательном прочтении эта легкость оборачивается глубоким трагизмом, мучительные переживания завершаются фарсом, низкий и даже «грязный» быт определяет судьбу — и понять, как это происходит, необыкновенно трудно. Как практически все русские интеллигенты, Кузмин приветствовал революцию, но в дальнейшем нежелание и неумение приспосабливаться привело его почти к полной изоляции в литературной жизни конца двадцатых и всех тридцатых годов XX века, но он не допускал даже мысли об эмиграции. О жизни, творчестве, трагической судьбе поэта рассказывают авторы, с научной скрупулезностью исследуя его творческое наследие, значительность которого бесспорна, и с большим человеческим тактом повествуя о частной жизни сложного, противоречивого человека.знак информационной продукции 16+

Джон Э. Малмстад , Николай Алексеевич Богомолов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное