Русская литература XIX–XX веков: историософский текст

Фактически перед нами две скрещивающиеся линии. Первая и основная – шествие Двенадцати мимо символических фигур старого мира, возглавляемое в финале Иисусом Христом. Ее можно обозначить как «историческую» или «эпическую». Вторая, пересекающаяся с ней, – едущая на санях пара, своего рода «процессия», «свадебный кортеж». Эта линия, в свою очередь, может быть обозначена как «любовная» или «лирическая». Пересечение двух сюжетных линий – шествия и «свадебной» процессии – приводит к столкновению и катастрофе, прерыванию одной из них. Однако этот обрыв не отменяет важности второй линии, которую нельзя недооценивать в плане художественного целого. Есть даже исследователи, полагающие, что любовная коллизия, недооцененная блоковедами, является «ключом» к разгадке поэмы, в центре которой покаяние и «духовное преображение» невольного убийцы Петрухи именем Спаса²⁷⁷. При всей оригинальности такой трактовки, думается, все же она содержит искажение авторской оптики.

Но очевидно, что и первая, и вторая сюжетные линии имеют свои символические планы. Прежде чем подходить к очень сложному образу Христа в поэме, необходимо точно выяснить два вопроса: о смысле шествия Двенадцати и о смысле пересечения этого шествия с парой на санях, которое завершается смертью героини – Катьки.

Смысл основного шествия определяется как его характером, так и направлением, целью. Поэтому методологически правы исследователи, задающиеся вопросом: куда идут двенадцать?²⁷⁸ Другой вопрос, что ответ здесь содержится не столько внутри текста, сколько выясняется посредством анализа характера шествия.

Символика (в терминологии автора – метафора) шествия подробнейшим образом была исследована в книге О. М. Фрейденберг «Поэтика сюжета и жанра». Шествие убедительно толкуется исследовательницей в связи с семантикой победы: «Шествие» как метафора солнечного хода означает то же самое, что и «победа»; двигаться по небу солнце может только после схватки с ночным мраком. Победа – это смерть, ставшая жизнью, это акт жизни вослед акту смерти. Победитель тот, кто остается жить. Самая жизнь означает солнце, небо, а смерть – преисподнюю, мрак»²⁷⁹.

Фактически здесь Фрейденберг, отнюдь не имея в виду блоковской поэмы, расшифровывает именно ее, давая структурное описание шествия. Совершенно очевидно, что для прояснения смысловых аспектов «Двенадцати» имеет огромное значение «схватка с ночным мраком». Возможно, это и есть вообще «глобальный» смысл поэмы. Тогда надо лишь понять, что делают сами Двенадцать – разгоняют мрак или, наоборот, сгущают его. И тут мнения, конечно, разделятся, поскольку это вопрос уже идеологический, историософский. Несомненно, важно и указание Фрейденберг на то, что победителем является тот, кто остается жить.

Анализ символики шествия присутствует и в других многочисленных работах по мифопоэтике, этнографии, религиоведению²⁸⁰. Нам здесь чрезвычайно важно установить эту связь между «революцьонным шагом», становящимся «державным» у красногвардейцев, и победным шествием. Главная особенность «революцьонного» и «державного» шага в том, что в нем закрепляется победа. Победное шествие Двенадцати противопоставлено нетвердому шагу сатирических (или балаганных) фигур старого мира. Они скользят, спотыкаются, пропадают во тьме (но все же пес-буржуй в конце замыкает шествие).

Трактовка А. Эткинда относительно «кастрированных революцией» красногвардейцев не более чем остроумна²⁸¹. Да, революция несет в себе новые значения тела, новую стать, но это стать именно победная, а победа скорее достигается над врагами, над мраком. Переносить категории «врага» и «мрака» исключительно в половую сферу и трактовать победу как победу над собственным телом, как «самооскопление» было бы крайним сужением темы, предвзятым и односторонним. Эткинд в двух своих книгах словно стремится навязать Русской революции узко-сектантский «скопческий» характер.

Итак, смысл шествия, который присущ любому шествию как таковому, это – победа. Притом это обязательно победа света – над мраком, жизни, воскресения – над смертью. Шествие – древнейший архаический ритуал, знаменующий именно эту семантику. Эта семантика присуща всем видам шествия, как религиозным (в России это, прежде всего, крестные ходы), так и секулярным (демонстрация, военный парад, наступление строем, карнавальное шествие). И то что Двенадцать движутся именно в таком направлении, Блоком подчеркнуто: финал поэмы есть несомненная победа белого над черным, светлого над темным, с резкого контраста которых, как мы помним, начинается поэма. Последняя строфа не содержит ни одного слова, связанного с семантикой «темного», зато цвето-световая семантика «светлого» представлена целой россыпью эпитетов и метафор: «вьюга», «надвьюжный», «снежный», «жемчужный», «белый»: