Видно, что узнал Семина, но интереса не выказал.
Глубокий вялый старик, видевший оболочку многих вещей, но никогда не заглядывавший в их глубину. Видимо, пулю из его сердца вырезали вместе с молодостью.
– Лей! Чего болтать?
Семин заботливо ополоснул грязный стакан коньяком «Хеннеси» и наполнил его до половины. «Да выброси эту херню!» – злобно заорал он на Гришу Зазебаева, Шуркиного собутыльника, и сам запузырил банку с мутным пойлом в открытую топку.
Зазвенело стекло, весело подпрыгнуло пламя.
– Ты это чего? – поразился Зазебаев. – Банка – двадцать копеек!
– Я тебе рубль оставлю, угомонись, – Семин протянул коньяк Шурке: – Давай клюнь. Весь до дна. А потом поедем.
– Куда?
Шурка неаккуратно опрокинул стаканчик.
Подбородок у него оказался какой-то кривой. Но Семин уже не жалел Шурку. Чего жалеть? У Шурки жизнь налаживается. Жалеть нынче надо Кузнецова, это он ухнул с головой в омут. Прикинул: вставить Саксу зубы, побрить, подстричь, подкормить, вытряхнуть, снова станет Шуркой. Сказал:
– Сейчас и поедем.
– Куда? В Энск?
– Есть места получше.
– Это где примерно?
– Слышал про Лозанну?
– Деревня?
– Скорей, городок. Это в Швейцарии. Булыжные мостовые. Чуть больше Томска, не знаю, не сравнивал. Деревня, но с небоскребами.
– Ну? – заинтересовался Гриша Зазебаев. – Я слышал. А как там лазают по этим небоскребам?
– По лестницам лазают, – отмахнулся Семин.
– А сколько этажей, если они до самого неба?
– Есть такие, что под семьдесят.
– Высоко, – признал Гриша и безмерно зауважал Семина. – Ты только не забудь, ты за банку оставь двадцать копеек. – Уважительно плеснул Шурке в стакан, но Шурка, глянув н Семина, плаксиво сморщился:
– Ой, вырвет.
– Да ну, – Зазебаев тоже глянул на Семина. – Ничего он не вырвет. Свой.
– Пей, – кивнул Семин. – Сейчас поедем.
– Куда?
– В Лозанну. Ты теперь на меня работаешь.
Шурка долго молчал. Потом выпил, понюхал грязный рукав, зажмурился. Но свет перед его глазами на этот раз не погас, все же не самогон – «Хеннеси». Недоверчиво поводил перед глазами рукой.
– А дед Егор отпустит?
– А мы и деда возьмем в Лозанну.
Семин был полон великодушия. Пусть сидит дед себе на завалинке.
Специально сделаем завалинку при гостинице, как в Рядновке. Чтобы не отвык. Ну, сауна там, тайский массаж, всякое такое. Опытные девочки быстро вернут Шурку к полноценной жизни. Даже деда вернут. Семин со страхом разглядывал некрасиво жующего старика.
– Да нет, не поеду, – ровно ответил Шурка.
Семин молча махнул разом полстакана, сунул горящее лицо в ведро с водой. Занюхивая «Хеннеси» рукавом от Армани, спросил с нотками бешенства в голосе:
– А если с Гришей? С Зазебаевым? Если обоих возьму? Поедешь?
– В цирк их там, что ли? – не выдержал молчавший до того юрист. – Или на скотный двор?
– Эй, Шурка! Ехать надо. Здесь помрешь.
– А то! – согласился Сакс.
– Как ты вообще попал в Рядновку?
Шурка выпил.
Вопросы Семина до него не доходили.
Закурил, закашлялся тяжело. «У меня почки отбитые».
Гриша Зазебаев тоже снизу глянул на Семина. Сильно перекосило Гришу от крепкого коньяка, но богатую закуску не трогал. Боялся привыкнуть. Только покашлял с уважением: «Слышь, Андрюха. Мне Шурка рассказывал, что у тебя вроде как крыша ехала?» Добавил с невыразимым сочувствием:
– Как сейчас-то?
8
На четвертый день позвонил Большой человек.
Ничего особенного не сказал. Просто поинтересовался: «Когда улетаешь?»
Получив ответ, поинтересовался: «Как губернатор? Прояснил позицию?» – «Ну, ему бы еще не прояснить! После уголовного дела, выдвинутого против незаконной скупки акций сотрудниками КАСЕ, губернатор во всеуслышание заявил, что у областной власти нет никаких оснований менять руководство „Бассейна“, ломать сложившиеся принципы управления. Падла, конечно, но повел себя правильно».
Развернул газету.
«
Семин бросил газету и спустился на террасу.
Вышколенные девчонки тут же выставили на стол бутылку «Бисквита».