Русская мечта

Американец наморщил брови. «У вас совсем особенный английский язык», – вежливо похвалил он. – «Зато у вас в Америке соловьи не поют, – находчиво парировал Павлик. – Я сам читал в одной книжке. Летать летают, а петь не поют». Чем выше поднимался самолет, тем более благостное настроение нисходило на Павлика. Сделка завершена, документы в кейсе, в Энске удалось не столкнуться ни с кем из тех, кто окружал его в прежней жизни. Ухмыльнулся. Может, все свалили за бугор? Или смело волнами революций?

– Слышь, Катька, – засмеялся он, извлекая из кейса фляжку «Хеннеси». – У них в Америке соловьи не поют!

– Почему? – улыбнулась американцу Катерина.

Она умела улыбаться так, что у мужиков мурашки бежали по коже.

И сейчас это сработало. Улыбку красивой женщины американец встретил с восхищением. Теперь он не хмурился, а только быстро и ласково кивал, укутывая ноги пледом, похожим на солдатское одеяло.

– А потому, что в американских ресторанах подают жареные соловьиные язычки. Увидишь такое, станет не до пения. У них афроамериканцы поют. На каждом углу поют и колотят в барабаны. Под кайфом. Я сам читал, как молоденькая афроамериканка, встретив на ночной улице трех морских пехотинцев, затащила их в машину, зверски изнасиловала, а машину сожгла.

Поощрительно протянул фляжку:

– Выпьешь, американец?

– Спасибо, – улыбнулся Дейв Дэнис. Длинная англосаксонская челюсть и короткий нос не мешали ему выглядеть спортивно. – Один раз попробовал, не понравилось.

– Я ж говорю, у них соловьи не поют! – объяснил Павлик Катерине. И спросил: – Может, сигару хочешь?

Напор Павлика не понравился американцу. Наверное решил, что его втягивают в подозрительную аферу. Даже руки перед собой выставил: «Один раз попробовал, не понравилось».

– Я же говорю! У него и детей мало. Тоже один раз попробовал. Куда летишь, Денис?

– В Ганновер.

– Куда ему еще лететь? Оставь человека в покое, – Катерина вытянула длинные ноги.

Светлые шорты и спортивная блузка, расстегнутая на одну пуговичку, вполне соответствовали сумеречному уюту бизнес-класса. Сипели за бортом запущенные турбины. По полу несло холодком. Четвертый пассажир бизнес-класса, опухший плечистый мужичок, грузно, как трактор, завалившийся набок в кресло под левым иллюминатором, вдруг очнулся и проявил некоторый интерес к вытянутым ногам Катерины. Впрочем, чисто инстинктивный. Зато очень заинтересовался фляжкой в руках Павлика. «К вам… К вам… – хрипло проквакал. – Кошкин… Фамилие такое… Тоже в Ганновер…»

Американец насторожился.

В его улыбке чувствовалась нерешительность.

В русском бизнесе все стремительно, подумал. Протянешь руку, а ее тут же отхватят по самое плечо. Господин Дейв Дэнис всей спиной чувствовал непонятную опасность. Вжатый в кресло (самолет взлетал), он с удивлением прислушивался к голосу господина Мельникоффа: «Что? Организм обезвожен? Пить надо меньше. Проси горячий обед, чтобы потом тебя пробило».

– К вам… К вам… – волновался квакающий.

– Не к нам, а к стюардессе, – безжалостно ответил Павлик и снова повернулся к американцу. – Так откуда, говоришь, сбежал в Америку? Не коренной ведь, да? У вас там коренных не бывает. Слышь, Катька, – весело крикнул Катерине, хотя она сидела в двух шагах от него. – Наверное из Румынии. Видишь, смуглый? Расстрелял Николае Чаушеску и сбежал. Вытряс чаушескины денежки… Что? Не румын?… – удивился он, услышав ответ американца. – Нет, Катька, он не румын… Он чистый англосакс. Ну, сам так говорит. Из старинной семьи, видишь, челюсть дегенеративная. Вырождается. Ты хлебни, хлебни, – пригласил Павлик и чуть не силой заставил американца сделать большой глоток. На страдающего Кошкина он не смотрел. – А теперь ты хлебни, Катька. Покажи американцу, как это делается.

– К вам… К вам…

– А ты сиди, – оборвал Кошкина Павлик. – Тоже смотри, как это делается.

Катерина красиво запрокинула голову. Глоток оказался как раз в меру. По крайней мере, не подмывал устоев воспитанности. Спортивный американец сразу почувствовал себя униженным. Протянув руку, забрал фляжку и сделал еще один большой, крупный глоток.

– К вам… К вам…

– А ты, Кошкин, если хочешь коньяка, прогуляйся в эконом-класс.

– З-з-зачем?

– Наверное видел, в двадцать третьем ряду у прохода сидит лысый толстяк, морда круглая.

– Да, да… Фэтсоу… – понимающе покивал Дэнис. Коньяк на него хорошо подействовал. – Толстяк по-американски – фэтсоу. Я видел… Толстый лысый человек…

– Ты только посмотри. Американец, а все запомнил, – благодушно удивился Павлик. – Давай пойди, Кошкин, к лысому и пошлепай ладошкой по голове.

– К вам… К вам…

– Не к нам, а к нему.

– В-в-ваш приятель?

– А то!

– Спит, н-н-наверное?

– А тебе-то что? Пошлепаешь по лысине, проснется.

Павлик ухмыльнулся. Он видел улыбку на красивых губах Катерины.

Ночь, десять тысяч метров над неуютными просторами России, рядом любимая женщина. Чего еще надо для полноты жизни? – «Пошлепай, пошлепай его ладошкой! Привет, мол, Пахомыч!»

– А потом?

– А потом вернешься и хлебнешь коньяку.