Русская мода. Фейк! Фейк! Фейк!

Приблизительно я знал, что будет происходить дальше. С кем могли говорить водители, если не с мелкими начальниками своих строительных фирм? «Так и так, – наверняка доложили они. – Нас тут встретила толпа сумасшедших, готовых лечь под колеса. Среди них, кажется, есть иностранцы – по крайней мере орут не по нашему, а мы не подписывали такого пункта в контракте, чтобы давить живых людей». Мелкие начальники пустят эту информацию выше – крупным начальникам. Крупные начальники – еще более крупным, а те уже привлекут к делу власти. Но опять же – начнут не с верха, потому что это неприлично беспокоить важных людей – вдруг информация не подтвердится? – а зайдут с низов, с каких-нибудь младших клонов Гузмана и Кацмана. И уже только потом информация пойдет к ним, и уже совсем позже – к губернатору, который естественно снова спустит ее вниз, чтобы перепроверить.

По моим подсчетам, у нас был день или два передышки. Бюрократическая машина разгоняется медленно. Бульдозеры – лишь острие, за которым скрываются тысячи формуляров, бланков, печатей, устных договоренностей, лживых мин на официальных фуршетах, слов с подтекстом и в конечном итоге – нерешительности, нерешительности на каждом из уровней. «Что если есть кто-то сверху, кто это не одобрит?», – думает каждый из них. И самый главный, наверняка, не является исключением. «Что если есть еще кто-то?», – смутно догадывается он, с тревогой вглядываясь в небеса.

Поэтому я скомандовал своим парням отбой, а напоследок дал им поиграться с мегафоном. Парни были рады. Звуки их голосов, многократно усиленные прибором, разносились по нашему псевдо-лесу до утра: «Фак ю! Фак ю! ФААААК Ю!»

Москва, отделение полиции «Китай-Город»

Ужас, ужас, ужас – вот то, что окружает Федора Глухова последние сутки. Сначала его бросают на заднее сиденье полицейской машины, а по бокам усаживаются два мрачных типа в форме – следить, чтобы Федор не убежал. Затем его целую вечность оформляют в участке – бесчисленное количество раз заставляют назвать свои данные, кропотливо берут отпечатки пальцев, заставляют сдать ремень и шнурки от кроссовок («Чтобы там, в камере, ты не повесился, парень», – объясняет очередной мрачный полицейский тип). Вслед за шнурками настает очередь карманных денег, ключей, мобильника, рекламного флаера из ближайшей к дому пиццерии, билета в кинотеатр с оторванным корешком и одного презерватива – всего того, что обнаруживается в карманах. На этой стадии Федор предпринимает неуклюжую попытку контакта.

– Я могу хотя бы позвонить? – жалобно просит он. – У меня же есть право на телефонный звонок.

Мрачный полицейский зовет коллегу, передает ему слова задержанного, после чего оба долго и раскатисто ржут – словно Федор рассказал им самую веселую шутку на свете.

Ему приказывают встать, повернуться лицом к стене, крестом сложить руки за спиной. Защелкивая наручники на его запястьях, полисмен сообщает: пришел приказ, чтобы определить Федора в камеру смертников. Из этой камеры есть только один путь – на электрический стул, говорит полисмен и сокрушенно качает головой: ой-ой, не повезло, что же нужно было натворить, чтобы достучаться до этого?

У Федора темнеет в глазах – от истощения, нервов, голода, но главное – от страха неминуемой скорой смерти. Ноги больше не держат, голова плывет, в следующую секунду он валится в обморок. Полицейским безумно весело.

– Он купился, – согнувшись от хохота говорит один. – Купился на камеру смертников.

– Пойду, приведу ребят, чтобы тоже посмотрели, – отвечает второй.

В комнату вваливаются еще полицейские, им пересказывают историю. Как по команде все достают мобильники, начинают снимать бесчувственное тело – все думают, как лучше назвать видео, когда будут заливать его на «Ютьюб». Варианты: «Наркоман отрубился прямо в участке», «Хлюпик расклеился перед допросом», «Любителю бутирата пригрозили камерой смертников, и вот что после этого вышло».

Когда все вдоволь насмеялись, Федора приводят в чувство и тащат в камеру. Обессилевший, он висит на руках полисменов – ноги волочатся по земле, чубатая голова безвольно висит. Со стороны выглядит как чистое гестапо.

Его вталкивают в клетушку два на два метра и с шумом захлопывают дверь. Дальше начинается самое ужасное. Рефлексия. Федор Глухов еще не до конца пришел в себя, но те участки мозга, которые продолжают работать, выдают сигналы SOS. Будущего больше нет… Попрощайся со всем, что ты любил… Общество кровожадных зеков отныне будет твоей компанией… И это в лучшем случае, если только смертный приговор отменят… А еще эта татуировка на заднице… С надписью «жертва»… Зекам она наверняка придется по душе…

Когда Федора Глухова вызывают к следователю, он уже готов сдать всех, лишь бы его помиловали, хотя следователь всего лишь хочет поинтересоваться, какого хрена он все это натворил? Чем провинился гостиничный номер – в котором, между прочим, останавливались президенты, короли и Мадонна – что Федор Глухов подверг его такой жестокой экзекуции?

Как раз на этот вопрос ответа у Федора Глухова нет.