— А на что все так пристально смотрят? — поинтересовалась я, опираясь на перила и вглядываясь в даль. Там кружила какая-то снежная искрящаяся дымка, но что это значило — не имею ни малейшего понятия.
— Мы пытаемся рассчитать, как скоро починят подъемник, — как ни в чем не бывало сообщил Давид Розенблюм.
Я потрясенно уставилась на толстяка:
— А разве… а когда подъемник сломался?
— Это произошло сегодня утром, — вздохнул комиссар. — Возможно, сошла небольшая лавина и повредила среднюю опору канатной дороги.
— Лавина? Но я ничего не слышала!
— Это слишком далеко отсюда, — безмятежно пояснил комиссар. — А может быть, и не лавина вовсе. Может быть, опора рухнула под собственной тяжестью. Усталость металла. На таком морозе ничего удивительного.
— Постойте-ка, — я все пыталась осмыслить случившееся, — это означает, что мы все заперты здесь, наверху? Что никто не может покинуть «Шварцберг»?
Толстяк склонил голову к плечу и лукаво взглянул на меня:
— А почему вас это удивляет? В здешних краях это порой случается. Обыкновенная авария. Вопрос нескольких дней. Сначала мы сообщим в Брокенхерц, они свяжутся с городом, потом пришлют аварийную бригаду ремонтников. Те починят опору, канатная дорога снова заработает, вы вернетесь к цивилизации и будете еще долго вспоминать о пережитом в Швейцарии приключении!
Нет, до чего все-таки жизнерадостный толстячок!
— Спасибо, — с горькой иронией проговорила я, — предпочитаю слушать о чужих приключениях, чем вспоминать о своих. И как скоро починят эту вашу опору?
— Вопрос двух-трех дней!
Как легко он это сказал! Нет, мне совсем не нравится то, что происходит!
Мы с комиссаром отошли от группы остальных гостей. Я посмотрела в его голубые невинные глаза, наклонилась с высоты своего роста и вполголоса спросила:
— А как ваши успехи, господин комиссар? Поймали вы своего Леодегранса?
Толстяк смешно сморщил нос:
— Кого, простите?
— Ой, не делайте вид, будто не понимаете! — Я рассердилась. — Все давно уже догадались, зачем вы приехали в «Шварцберг»!
Лицо толстяка дрогнуло и сделалось цвета фисташкового мороженого.
— Так вот, можете не трудиться, этого международного жулика здесь точно нет! — с торжеством проговорила я.
— Извините, мне нужно принять лекарство, — пробормотал Розенблюм, отошел в сторонку и изрядно приложился к своей бутылочке. Вид у комиссара и вправду сделался нездоровый. Наверное, высота и разреженный воздух плохо влияют на самочувствие толстяка.
Меня поразило, как спокойно гости «Шварцберга» восприняли информацию о том, что мы отрезаны от мира в этом краю снегов. Обычно я не склонна волноваться по пустякам, но мало ли что может случиться? А если Розенблюм действительно болен? Что, если у него случится сердечный приступ? А вдруг кто-то ногу сломает?
Допустим, смерть от голода нам не грозит. Одних припасов в кладовой Гримальди хватит до конца зимы. А если уж совсем прижмет, придется заняться людоедством. Только госпожи Фаринелли хватило бы до мая… тут я поймала себя на нервном смехе и поняла, что надо собраться и взять себя в руки.
Неужели только я одна вижу, что в «Шварцберге» творится что-то непонятное?
Я вернулась в отель. Нужно срочно связаться с кем-то и сообщить, что мы замурованы в этих снегах! Вот только кому? Полиции? Но полиция уже наверняка в курсе — комиссар Розенблюм первым делом должен был доложить, почему не явился на службу сегодня утром. Это, конечно, при условии, что толстяк и в самом деле полицейский. После находки портфеля, набитого деньгами, я в этом вовсе не уверена.
Может быть, я напрасно нагнетаю панику? Может, комиссар прав и в здешних краях это дело обычное? Ну подумаешь, вышла из строя опора и почти двадцать человек оказались заперты в отеле? Рано или поздно нас спасут, а пока напитки за счет заведения.
Надо поговорить с хозяином, вот что! Он точно знает, когда пора начинать паниковать. Пусть Гримальди развеет мои подозрения. Пусть успокоит мои расшалившиеся нервы.
В холле хозяина не было. Я знала, что его комната находится на первом этаже, по соседству с конторой. Я подошла и подняла руку, чтобы постучать, но тут дверь приоткрылась, и из комнаты выскользнул один из арийцев — кажется, тот, что приехал из Австралии. Увидев меня, мужчина попытался укрыться за дверью, но прятаться было поздновато.
Я поздоровалась. «Ариец» смерил меня неприятным взглядом и пробормотал нечто неразборчивое. Сочтя, что это сойдет за приветствие, я поинтересовалась, у себя ли господин Гримальди. Австралиец отрицательно мотнул белокурой головой. Я изумленно уставилась на красавчика.
Позвольте! Если хозяина в комнате нет, то что же там делает этот тип?
Впрочем, у меня и самой рыльце в пуху. Не далее как этим утром я тоже, помнится, шарила в чужом портфеле. Поэтому я отправилась на поиски хозяина, предоставив вора, или кто он там был, его судьбе. Кстати, я заметила странную вещь — эта троица постоянно терлась возле нашего милого хозяина. А вот Гримальди, напротив, старался не оставаться с ними наедине. Что бы это значило?