Мне снилось, что я лечу с горы на лыжах. Трасса превосходная, я наслаждаюсь ощущением свободы, силы и полета — и вдруг у меня на пути, точно кегли в кегельбане, поднимаются человеческие фигуры. Ба, да это же гости «Шварцберга»! Вот господин Кабанов с женой, вот их дети и охранники. А там Сильвана Фаринелли и тощая Тильда с вечно недовольным лицом, вся в черном. Сестры Вострецовы держатся за руки. Троица «арийцев» как всегда неразлучна. Смотрите-ка, тут и хозяин «Шварцберга» Альдо Гримальди, и бедняжка Леон, а также весь персонал отеля — сестры-швейцарки, официантка Агнешка. А прямо по центру — фигура толстяка комиссара. И я лечу прямо на нее. Пытаюсь свернуть, но некуда — если не собью кого-то одного, значит, обязательно врежусь в другого! Кого-то не хватает в этом строю, но вот кого — не успеваю сообразить, слишком быстро все происходит. На полной скорости я врезаюсь в Давида Розенблюма… и просыпаюсь в своей постели.
На часах половина двенадцатого, я превосходно выспалась. За окном солнце и веселые голоса. Как будто ничего не случилось, как будто все плохое было сном.
Для начала я умылась и наведалась на кухню. Там хлопотала Агнешка. Я поздоровалась и жалобно протянула:
— Завтрак для сони, пожалуйста, будьте любезны!
Молоденькая официантка рассмеялась:
— Сейчас, одну минутку.
Она вручила мне кофейник и тарелку с бутербродами.
— Агнешка, вы ангел! — с чувством проговорила я и поднялась к себе. Впилась зубами в бутерброд с сочным окороком и проверила почту. Ага! Ответ от Коваля пришел и ожидал меня.
«Евгения, ты, как обычно, легких путей не ищешь. Не сказать, чтобы это было просто, но я все-таки нашел то, что ты просила.
Человек, которого ты описываешь, пропал без вести в Афганистане в 1986 году. Александр Иванович Мамаев. Ему было тогда 19 лет, солдат-срочник. Была там какая-то мутная история… Какие-то минные поля, которые непонятно кто расставил. Друзья его, такие же салаги, видели, как под ним мина сработала. В общем, его считали погибшим. Мать у него жила где-то под Рязанью, ей даже пенсию за него платили.
А потом выяснилось, что он жив-здоров. Относительно, конечно. В том бою он подорвался на мине, потерял руку. Но оказалось, что он выжил. Попал в плен, принял ислам, женился даже. Жил себе, имя новое взял. Наши спецслужбы за ним не то чтобы следили — так, приглядывали какое-то время, на контроле держали. Потом наблюдение сняли, в девяностые стало не до этого. После афганской войны еще долго разыскивали наших ребят, кто в плен попал, предлагали вернуться. Возвращались не все. Вот и этот Мамаев не захотел.
Больше мне нечего тебе сказать. Но не потому, что я не старался тебе помочь, язва ты этакая. А потому, что больше ничего о нем не известно. Карим Парвиз Шад должен мирно жить где-то в Мазари-Шарифе, где он проживал последние пятнадцать лет. Что его стронуло с места, понятия не имею. Зачем его понесло в Швейцарию, тем более. Так что дальше давай сама. До свидания, подруга! Хорошего отдыха!»
— Вот змей! — с чувством сказала я, отрываясь от экрана. Даже когда беседуем строго по делу, Коваль не может выключить хоть на время чувство юмора и прекратить задираться. Но все-таки спасибо ему. Не представляю, как бы я получила информацию о Мамаеве, он же Карим Парвиз Шад.
Итак, я знаю об этом человеке больше, чем родимые спецслужбы и все разведки мира вместе взятые. Знаю, где он родился, как попал на войну, где потерял руку, что с ним было дальше. Даже знаю, где он встретил свою смерть. Не знаю только одного — кто и за что его убил?
По экрану пошли какие-то помехи. Я отложила телефон. Голоса за окном стали громче. Я выглянула и увидела комиссара Розенблюма. Толстяк в своей старомодной куртке и ботинках, взятых напрокат у хозяина, стоял на площадке. Интересно, почему полицейский до сих пор здесь? Он же собирался уехать рано утром, как только заработает подъемник?
Я быстро оделась, заскочила в бильярдную, чтобы извлечь свой «жучок», а затем присоединилась к остальным постояльцам «Шварцберга».
Никто не катался сегодня. Все стояли и почему-то смотрели в даль, как будто с палубы океанского лайнера. К примеру, «Титаника».
— Доброе утро, — приветствовала я собравшихся. Гости расступились, и я подошла к комиссару. Толстяк выглядел как обычно, смотрел приветливо. В общем, ничто не указывало на то, что Давид Розенблюм обнаружил следы моего присутствия в своем номере.
— Долго спите! — по-отечески пожурил меня толстяк.
— Это из-за вчерашних переживаний! — не моргнув глазом, выдала я. — У меня так стресс проявляется, понимаете?
Я огляделась:
— Простите, господин комиссар, а где… тело? Где погибший?
Мне показалось или гости вздрогнули?
Комиссар вздохнул и сообщил, что тело уже отправлено вниз, в городок, в морг при больнице. Рано утром двое полицейских прибыли сюда на подъемнике и увезли в кабинке канатной дороги.
Ну конечно, от тела надо было избавиться до того момента, когда веселые датчане захотят покататься. Мало кому понравится путешествие в одной кабинке с трупом…