И про свою чумную любовь к Витьке Пашкину. И про сестру Дашу. И про любимого отца, инженера-химика, который всю жизнь проработал на оборонном заводе, а когда после перепрофилирования этого завода было решено химические отходы захоронить здесь же, поблизости, не выдержал и запил. И пьет до сих пор. А на химическом кладбище пацаны устроили футбольное поле. Только птицы это место облетают стороной. И про Юнина Катя рассказала, про его непонятную любовь к ней. И про то, как родила ребенка и никому об этом не сказала. Даже сестре. И про то, как первый раз увидела своего мальчика и как узнала про его болезнь. И как ходила по фирмам и просила денег. Про все. Потом Катя словно провалилась куда-то. Последнее, что она запомнила из того дня, это мягкое невесомое одеяло возле лица, появившееся непонятно откуда. И мужская рука, поправляющая это одеяло.
Проснулась, когда на улице было уже светло. Гостиную заливал ровный белый свет. Катя несколько мгновений соображала, где, собственно, находится. Когда все вспомнила — освободилась от мягкого пухового одеяла и огляделась. Никаких признаков присутствия хозяина. В квартире царила тишина. Первое, что попалось в поле ее зрения, это сумка, которую накануне Шатров отобрал у нее возле банка.
Катя подошла и расстегнула молнию. Деньги лежали аккуратными пачками в прозрачном целлофановом пакете. В другом отделении она нашла свой паспорт, страховой полис и кошелек с последней сотней. Боясь поверить в новый поворот дела, Катя отправилась на поиски хозяина. Заглянула в соседнюю комнату — смятая пустая постель. Еще одна комната оказалась детской. Веселенький ситцевый дизайн. Идеальный порядок. Длинная полка с мягкими игрушками, книжный шкаф с большими яркими книгами. На столе — компьютер. И эта комната, как и гостиная, выглядела нежилой, несмотря на обилие деталей. Комната сиротливо смотрела на Катю, и она поспешила выйти оттуда. Направляясь в кухню, Катя уже знала наверняка, что в квартире она одна. На столе, возле плетеной корзиночки с хлебом, записка. Мелким неровным почерком:
Катя несколько раз перечитала записку, все еще не веря своим глазам.
Он поверил ей! Он сам дает ей эти деньги!
Катя метнулась в гостиную, схватила сумку, затем в прихожую, сдернула с вешалки дубленку. Подумав, вернулась в гостиную, сложила почти невесомое одеяло, отнесла в спальню.
Она долго искала свои сапоги, прежде чем догадалась заглянуть в ванную. Оба сапога, вымытые, стояли на батарее, а чуть пониже, отдельно, сохли стельки из сапог. Вид собственной обуви привел ее в состояние шока. Она долго стояла в ванной, крутя в руках стельки.
Тот факт, что посторонний человек, мужчина, позаботился о ее обуви, как, наверное, он заботился о сапожках своей дочери, «добил» Катю. Не то, что он оставил ее, придурочную, в своей квартире одну, не то, что он подарил ей двадцать тысяч долларов. Нет.
То, что он вымыл и высушил ее сапоги.
Катя сунула ноги в свои сапоги как в хрустальные туфельки.
Ноги приятно окутало сухое тепло. Она шла на автобусную остановку и улыбалась. Улыбалась первый раз в этом году.
Глава 13
Своего Шурика она увидела издалека — он возил по дорожке пустые саночки. У Кати сжалось сердце. Она хотела бы осыпать его подарками, привезти ему что-нибудь особенное. Нельзя. В первый же день ее появления в центре это условие обговаривалось с заведующей. Поэтому Катя привезла сыну совсем скромный новогодний подарок — мягкого медвежонка и теплые (сама связала) носочки.
Увидев ее у ворот, Шурик остановился, как запнулся. Он словно взвешивал на весах своей детской души значимость ее появления. Он сердцем чувствовал, что эта тетя для него особенная и он, Шурик, в отличие от остальных детей, чем-то связан с ней. Но чем — малыш не понимал. Поэтому он неспешно, как бы раздумывая и присматриваясь, поковылял навстречу Кате. Когда он подошел, она быстро села на корточки и торопливо, жадно, поцеловала его в обе румяные щеки. И украдкой сунула ему в варежку шоколадку. Большой пакет сладостей она отдала воспитательнице. Не успела Катя расспросить воспитательницу о состоянии здоровья сына, как ее позвали к заведующей.
Женщина прошла по знакомому коридору и толкнула белую дверь.
Заведующая сидела за своим широким внушительным столом. Слегка кивнула Кате, продолжая что-то писать в блокноте.
— Проходите. Садитесь.
Катя услышала в тоне нарочитую официальность, но не придала поначалу этому значения. Она расстегнула дубленку и села напротив заведующей на стул.
— Нам с вами, Катерина Ивановна, предстоит серьезный разговор, — сказала заведующая, не поднимая глаз. Она смотрела на карандаш, что вертела в пальцах. Катя насторожилась. Чтобы напугать ее сейчас, нужно совсем немного, и тон заведующей сделал свое дело.