На следующий день я, весь аккуратно одетый, в рубашечке, очень интеллигентно и юно выглядящий, пришел с папой и мамой в ресторан. Небольшой зал человек максимум на сто, в углу крошечная сцена, синтезатор и… Михаил Гулько перед вами. В зале сидели русские моряки, которые много пили. Мы расположились за столиком, к нам подошел маэстро. Легко и раскованно завязалась беседа, и папа с ним общался так же непринужденно, как с хорошо знакомым приятным человеком.
Тогда мне стало понятно, что для местных жителей они такие же эмигранты, просто их работа — петь. И относились эмигранты к своим артистам как к любому другому человеку: владельцу пекарни, водителю кар-сервиса или хозяину ресторана, такому же бывшему советскому. Для нас же они были загадочными голосами с кассет — ПЕВЦАМИ! И относились мы к ним, как, например, к Кобзону или Пугачевой.
Миша поздоровался очень весело и приветливо, сразу расположил к себе, посидел с нами за столом и в конце спросил, что же мне исполнить. Я снова разволновался и пересохшими губами произнес: «Окурочек».
Не вопрос. Дядя Миша оказался за инструментом и знакомым, точно как на пленке, голосом запел:
Мой утонченный папа с удивлением взглянул на сына из далекой России.
Наконец композиция отзвучала, и Гулько запел «Россия с нами», импровизируя в последней строчке:
Много лет каждый свой приезд в Нью-Йорк я всегда стараюсь увидеть Михаила Александровича. С ним интересно.
Родился он в Харькове в то время, когда в мире было неспокойно и приближалась большая война.
Семья была очень интеллигентной и дружной. Мальчик пел всегда, с самых юных лет. Сначала под аккомпанемент мамы, которая великолепно играла на фортепиано, потом, освоив аккордеон, самостоятельно. В юности он очень дружил с другими будущими звездами из Харькова: Людмилой Гурченко и Вадимом Мулерманом. «С Люсей мы выступали на концертах. Я играл на аккордеоне, а она пела», — вспоминает артист.
Когда пришло время определяться в жизни, родители настояли на поступлении в приличный технический вуз. Миша становится горным инженером, работает на предприятиях по всей стране, но о музыке не забывает, поет и играет на различных мероприятиях, конкурсах, в компаниях. Ему поступает предложение поработать заведующим культурно-музыкальной частью на рыболовецких предприятиях Дальнего Востока. Гулько не раздумывая соглашается и черпает в дальнейшем колоссальный душевный опыт пребывания в экстремальных условиях.
Там другие, более честные, открытые люди, но в то же время и более резкие, скорые на суд и расправу. Образ Михаила Гулько как артиста начал формироваться именно на Камчатке, где, кстати говоря, он успел окончить дирижерский факультет музыкального училища.
Суровый дальневосточный край окончательно выковал и закалил его. Он пел в открытом море для рыбаков и моряков, делал это ярко и от души, чем заслужил настоящее признание и уважение.
После пребывания в тех краях Гулько уже нечем было напугать или смутить. Он отправляется в Москву, возглавляет оркестры в лучших ресторанах столицы, в его коллективе ресторана «Эрмитаж» начинал когда-то будущий солист «Лесоповала» Сергей Коржуков. Жизнь Михаила в те годы была легкой и сытой. Были деньги, положение, автомобиль и квартира. В эмиграцию он отправился вслед за единственной дочерью, никаких разногласий с советской властью у музыканта не было. Образ, подача Гулько моментально обрели слушателя.
Песни ведь на первом альбоме собраны известные: «Мурка», «Ванинский порт», «Поручик Голицын», а живут лишь в исполнении нашего героя, и не переплюнуть его никак, хотя поют классику на свой лад легионы новых «шансонье».
С первой пластинки начинаются гастрольные приглашения: Бельгия, Франция, Германия, Австралия. Гулько востребован и много выступает. В 80-е он работает в сборных концертах с Лайзой Минелли, выступает в Карнеги-холл. Кстати, в этом зале как-то выступал и Токарев. Он сыграл тогда на балалайке «Светит месяц».