Русская песня в изгнании

В апреле я уже был в Нью-Йорке, где нас встречал мой товарищ Вадик Косинов, с кем я работал еще в Магадане. Он играл в одном из первых русских ресторанов, который назывался «Садко». Там пели Люба Успенская и Марина Львовская. До этого он мне писал, что мы тут раскрутили шикарное заведение, народ к нам ломится, поэтому и Брайтон-Бич я представлял минимум как Калининский проспект.

Несколько дней спустя поехали к нему на работу. Впечатление было шокирующее.

Во-первых, грохочущий над Брайтоном сабвей (метро) и возникающая немая сцена, когда движется поезд, потому что сказать и услышать ничего нельзя. Маленькие непрезентабельные домики, горы мусора. Ресторан находился в полуподвале, туалет был на втором этаже, что было вообще непонятно. В ресторане я встретил своих знакомых музыкантов: Нину Бродскую, Бориса Сичкина и Анатолия Днепрова, который справлял там день рождения. Меня усадили за стол, поздравили с приездом. А дядя Боря Сичкин, видя мое состояние, встал и сказал: «Поздравляю вас, Миша, вы попали в полное говно!».

— Можно ли сказать, что вас напугало то, что вы увидели?

— Я был, конечно, удивлен, где-то удручен увиденным, но раздражения это не вызвало. Я понимал, что, наверное, так надо. Я здесь никогда не был. Прежде всего надо было посмотреть и разобраться, а потом делать для себя выводы.

— Вы вспомнили вашу работу в ресторанах Магадана, и у меня сразу возник вопрос как у собирателя жанра. Среди коллекционеров ходят байки, что сохранились записи Шуфутинского, сделанные еще до эмиграции. Возможно ли такое и есть ли это в вашем личном архиве?

— Такое возможно, но у меня такой записи нет, я тогда не дорожил этим. В ресторане пел, правда, немного. Записал даже песню для магаданского радио, которая называлась «Голубое и зеленое».

— Встречались ли вы в Магадане с Вадимом Козиным?

— Да, два раза. Первый раз Жора Караулов, «мэр города» — второй мэр, подпольный[31], — говорит: «К Козину пойдем?»

Для нас Козин был огромным авторитом. Ссыльный к тому же. Пришли к нему домой. Он жил в плохой двухкомнатной квартирке, в «хрущевке», тесной, кошек штук десять там было. Что запомнилось? Стеллажи книг и стеллажи общих тетрадей. Он спросил, кто мы, откуда. Я ответил, что музыканты из ресторана «Северный». На что он говорит: «Ресторан — это да-а-а! Ведь раньше вся эстрада пела в ресторанах, а в филармониях кто выступал? Квартеты, хоры. А мы все в ресторане, самая лучшая работа в ресторанах». У него было пианино, рояль негде было поставить. Козин нам поиграл, но, видимо, к тому моменту он уже был слегка не в себе, потому что спел нам песню о Ленине, «Магаданскую сторонку». Такой патриотический репертуар. А потом я ему говорю: «А что у вас в этих тетрадях?» Я знал, что он собирает некрологи, которые печатают в газетах, и вклеивает их в тетрадки. Так вот, Вадим Алексеевич Козин коллекционировал некрологи.

Вторая встреча произошла во время моих гастролей в 1990 году. Конечно, он меня не узнал, ему было много лет, под девяносто, наверное. Он жил в другом доме, но тоже без лифта, на пятом или шестом этаже. Там было две квартиры. В одной из них жила его сестра, которая за ним ухаживала, а вторая, двухкомнатная, была его творческим салоном. В комнате стоял красный рояль, подаренный ему Кобзоном. Мы с ним играли на нем, пели вместе. Жаль, никто не снимал это на пленку. Вадим Алексеевич рассказывал, как министр культуры Фурцева разрешила ему гастрольный тур по стране от Магадана до Ленинграда, но доехать он успел только до Красноярска, гастроли вновь запретили.

— Михаил Захарович, какую музыку вы слушали в юности? Любили Лещенко, Козина?

— В раннем детстве я с родителями жил на даче в Салтыковке, они тогда были студентами. Собирались компании, и они пели «Таганка, все ночи, полные огня» или «На Колыме, где тундра и тайга кругом» (напевает). Так что эти песни я впитал с молоком матери.

В музыкальном училище я слушал джаз и засыпал под «Голос Америки» и программу Jazz Hour. У меня был один из первых джазовых коллективов в Москве. Мы открывали кафе «Синяя птица», «Аэлита». Я учился на дирижерскохоровом факультете в музыкальном училище, поэтому прилично знаю классику. Если очень сильно захотеть, могу встать за пульт какого-нибудь малого симфонического оркестра, положить перед собой ноты и продирижировать. Я читаю партитуры свободно, для меня это не загадка.