«Нет, братцы, нет: полу-солдатТот, у кого есть печь с лежанкой,Жена, полдюжины ребят,Да щи, да чарка с запеканкой!Вы видели: я не боюсьНи пуль, ни дротика куртинца{220};Лечу стремглав, не дуя в ус,На нож и шашку кабардинца.Всё так! Но прекратился бой,Холмы усыпались огнями,И хохот обуял толпойИ клики вторятся горами,И все кипит, и все гремит;А я меж вами одинокой,Немою грустию убит,Душой и мыслию далеко.Я не внимаю стуку чашИ спорам вкруг солдатской каши;Улыбки нет на хохот ваш;Нет взгляда на проказы ваши!Таков ли был я в век златойНа буйной Висле, на Балкане,На Эльбе, на войне родной,На льдах Торнео{221}, на Севкане{222}?Бывало, слово: друг, явись! —И уж Денис с коня слезает;Лишь чашей стукнут — и ДенисКак тут — и чашу осушает.На скачку, на борьбу готов,И, чтимый выродком глупцами,Он, расточитель острых слов,Им хлещет прозой и стихами.Иль в карты бьется до утра,Раскинувшись на горской бурке;Или вкруг светлого костраТанцует с девками мазурки.Нет, братцы, нет: полу-солдатТот, у кого есть печь с лежанкой,Жена, полдюжины ребят,Да щи, да чарка с запеканкой!»Так говорил наездник наш,Оторванный судьбы веленьемОт крова мирного — в шалаш,На сечи, к пламенным сраженьям.Аракс шумит, Аракс шумит,Араксу вторит ключ нагорный,И Алагёз[6] нахмурясь, спит,И тонет в влаге дол узорный;И веет с пурпурных садовЗефир восточным ароматом,И сквозь сребристых облаковЛуна плывет над Араратом.Но воин наш не упоенНочною роскошью полуденного края…С Кавказа глаз не сводит он,Где подпирает небосклонКазбека[7] груда снеговая…На нем знакомый вихрь, на нем громады льда,И над челом его, в тумане мутном,Как Русь святая, недоступном,Горит родимая звезда.
1826
При виде Москвы, возвращаясь с персидской войны
О юности моей гостеприимный кров!О колыбель надежд и грез честолюбивых!О, кто, кто из твоих сыновЗрел без восторгов горделивыхКрасу реки твоей, волшебных берегов,Твоих палат, твоих садов,Твоих холмов красноречивых!