Русская поэзия XIX века. Том 2

Мне сказали доктора:
«Мадам Курдюков, пора
Вам бы на воды в Германью.
Там найдете вы компанью
Лордов, графов и князей,
Препорядочных людей.
Вам понравится Европа.
Право, мешкать иль не фо-па[19],
А то будете малад;[20]
Отправляйтесь-ка в Кронштадт».
Вот в дорогу я пустилась:
В город Питер дотащилась
И промыслила билет
Для себя э пур[21] Анет,
И пур Харитон ле медник
Сюр ле пироскаф[22] «Наследник».
Погрузила экипаж,
Приготовилась в вояж[23],
Но на Бердовой машине
Вздумалось моей кузине
Бедную меня, малад[24],
Проводить жюска[25] Кронштадт.
Берег весь кипит народом
Перед нашим пароходом:
Де мамзель, de кавалъе[26],
Де попы, дез офисъе[27],-
Де коляски, де кареты,
Де старушки, де кадеты –
Одним словом, всякий сброд.
Задымился пароход,
В колокольчик застучали,
Все платками замахали,
Завозились ле мушуар[28],
Все кричат: «Адъе, бонсуар.
Ревене, не м'ублие па!»[29]
Отвязалася зацепа;
Мы пустились по водам,
Как старинная мадам
При начале менуэта.
Не догонит нас карета:
Мы летим, как соколы!
Рассекаются валы,
Дом за домом пропадает,
Меньше, меньше, убывает,
И ле Петербург исчез
В мрачной синеве небес.
Пригорюнясь об отчизне,
Я подумала о жизни.
Право, то ж бывает с ней:
Много в юности затей,
Передряг, любви,- невзгоды
Протекут, промчатся годы,
И вся эта кутерьма
Исчезает, как дома.
Кстати, берег Петергофа
Нам синеется. Здорово,
Старый друг минувших лет!
Я была эн пе кокет![30]
Помню, NN волочился
И чуть-чуть… Но он женился,
Завладела им жена…
Я осталася верна
Господину Курдюкову.
Но адъе[31] и Петергофу…
Вот является Кронштадт.
Сердцу русскому он клад…
Он Петра напоминает;
Дух Петра в нем обитает,
И теперь его гранит
«Не ме туш па»[32] – говорит.
Вот и пироскаф «Наследник»!
О великий проповедник
Всех морских тревог и мук,
Ты, мусье, капитан Кук!
Дай твое мне красноречье,
Дай перо нечеловечье
Описать на твой манер
Наше странствие пар мер[33].
Я взошла. Зовут обедать.
Хорошо б дине[34] отведать!
Но куда – уж места нет!
Пропадает мой обед.
Я на палубу взбежала,
Капитана отыскала.
Говорю: «Мон капитен,…»[35]
Он в ответ мне:
«Нихт ферштейн…»[36]
Немец, на беду, копченый,
По-французски не ученный,
Я не знаю л'алемащ[37]
Ну, признаться, се шарман[38].
Уж мне это компанейство!
 Настоящее злодейство
Привилегию давать,
Чтоб меня не понимать,
Чтоб осталась я голодной.
Я с улыбкой благородной
Отошла, но мой обед
Отомстила сюр[39] Анет,-
С ней за все про все ругалась.
Тут с кузиной я рассталась;
Бердова машина прочь.
Солнце скрылось, вот уж ночь.
Что ж не едем? Там с паспортом
Что-то возится над портом
Аккуратный капитан:
Хочет знать, пуркуа, коман,[40]
Отправляемся в дорогу.
Было время, слава богу,
Рассмотреть, но ах, гате[41]
Всё у нас формалите[42].
Есть всегда крючок запасный.
Но вот полночь. Месяц ясный
Расходился в небесах,
И на дремлющих волнах
Он излил свое сиянье.
В сердце томное мечтанье
О былом, о старине;
Мне явились, как во сне,
Те боскеты, те приюты,
Роковые те минуты,
Где впервые Курдюков
Объявил мне про любовь,
Я жеманилась сначала,
Но потом сама сказала,
Поразнежась: «Пуркуа па?[43]
Адресуйтесь а папа!»[44]
Но вот подъезжает шлюпка.
В ней раздутый, точно губка,
Офицер сидит рябой.
«Отправляйся, бог с тобой,-
Он кричит, подав бумаги,-
Пассажиры не бродяги;
Капитейн, адъе[45], фар цу»[46].
Дело, стало быть, к концу.
Точно, пароход дымится;
Мы идем, волна клубится
Под колесами у нас,
И Кронштадт пропал из глаз.
Посмотреть бы, компаньоны
Каковы, что за фасоны?
Одним словом, кто они?
А то боже сохрани!
Не диковинка, пётетер[47],
Так сказать, се компрометер[48].
Ну, приступим: вуаси[49]
Знатный барин де Рюсси[50].
Он в плаще, в очках, в фуражке,
Не узнаешь по замашке,
Кто такой. Но вот малёр[51],-
С ним заговорил актер,
Просто из французской труппы.
А вот там какие группы!
Офицеры, шкипера,
Шамбеляны[52], повара,
Разночинство, развращенье,
Вавилонское смешенье!
Вот опять актер фрапсе[53]
Разговор рекомапсе[54]
С графом, будто б с своим братом.
Я бы с этим сопостатом
Поступила, но гляжу -
Всюду то же нахожу:
В креслах Гамбсова изделья,
Что дарят для новоселья,
Дама знатная сидит.
С нею каждый говорит,
В сяк подходит, кто желает,
И с сигаркой подседает.
Вон с козлиной бородой,
Знать, французик молодой,
Во всю мочь горланит песни;
Не умолкнет он, хоть тресни.
А тут NN, балагур,
Что а му а фезе ла кур[55],
Говорит стихи плохие,
Иногда хоть и смешные,
Ме пуртан, се не ва па…[56]
Здесь фамилия[57] попа.
Для меня весьма забавный
Поп наш русский, православный.
Бритый, чесаный, одет,
Как отставленный корнет
За дурное поведенье,-
Ну какое здесь почтенье?
Поп, по мне, без бороды
Не годится никуды.
Ходит под руку с женою
Иль с сестричкой молодою.
Когда ж говорит адью[58],
Так целует попадью,
Что не знаешь, что и будет…
Ну а вдруг он честь забудет
И приличия? Тогда
Все мы денемся куда?
Дамам будет очень стыдно,
Даже несколько обидно:
Есть ведь дамы без мужей,-
Батька, лесс бъен оближе[59].
Тут толкуют о натуре,
Больше ж о литературе
Аматеры де вояж[60].
И какую ералашь!
То Вольтера, Ламартина,
То другого господина
Превозносят до небес;
То Байрону перевес
Присуждают офицьяльно,
То Гюго бранят формально,
А там, далее от них,
Целый фронт старух больных
Чулки вяжут что есть мочи
С утра раннего до ночи.
Так успели надоесть,
Что не знаешь, где и сесть.
Тут гуляет горделиво
Цампа, что ли, Альмавива
В синей епанче одет?
Эн курье де кабинет[61],
Англичанин с рожей красной.
Верно, человек опасный!
Он ни с кем не говорит;
То сигарку закурит,
То присядет, то напьется,
То сам про себя смеется,
То глядит на фирмаман[62]
И всегда ап мувеман[63].
Так мы плыли двое суток;
Очень скучно, кроме шуток;
Как вдруг появился мне
Остров Борнгольм в стороне.
Остров Борнгольм! Кто не знает?
Русский всякий тут вздыхает,
Потому что Карамзин
Сочинил роман один-
Пречувствительный, презнатный
И притом весьма приятный.
Мне же – что таить грехи? –
Очень нравятся стихи;
«Законы осуждают
Предмет моей любви».
Они напоминают
Волнение в крови,
Когда, будучи при месте,
Кажется, рублей за двести
Мой супруг попал под суд,-
Как я их певала тут!
Как я в горести мечтала,
Что в Борнгольме я вздыхала!
В мыслях слились Курдюков,
И законы, и любовь.
Он не прав, конечно; что же,
Он мой муж, великий боже!
Я, законная жена,
Сожалеть о нем должна.
Но еще одна секунда -
И уж берег Травемюнда,
Наяву ли то, во сне?
Я в немецкой стороне!
Для меня все вещи новы:
И немецкие коровы,
И немецкая трава!
Закружилась голова;

Вне себя от восхищенья…
Все предмет мне удивленья!
Но морской мой кончен путь,
И пора мне отдохнуть.