Ах, чудное небо, ей-богу, над этим классическим Римом!Под этаким небом невольно художником станешь.Природа и люди здесь будто другие, как будто картиныИз ярких стихов антологии Древней Эллады.Ну вот, поглядите: по каменной белой ограде разроссяБлуждающий плющ, как развешанный плащ иль завеса;В средине, меж двух кипарисов, глубокая темная ниша,Откуда глядит голова с преуродливой миной Тритона.Холодная влага из пасти, звеня, упадает.К фонтану альбанка (ах, что за глаза из-под тениПокрова сияют у ней! что за стан в этом алом корсете!),Подставив кувшин, ожидает, как скоро водоюНаполнится он, а другая подруга стоит неподвижно,Рукой охватив осторожно кувшин на облитойВечерним лучом голове… Художник (должно быть, германец)Спешит срисовать их, довольный, что случай нежданноВ их позах сюжет ему дал для картины, и вовсе не мысля,Что я срисовал в то же время и чудное небо,И плющ темнолистый, фонтан и свирепую рожу тритона,Альбанок и даже- его самого с его кистью!
1844
«На дальнем севере моем…»
На дальнем севере моемЯ этот вечер не забуду.Смотрели молча мы вдвоемНа ветви ив, прилегших к пруду;Вдали синел лавровый лес,И олеандр блестел цветами;Густого мирта был над намиНепроницаемый навес;Синели горные вершины;Тумана в золотой пылиКак будто плавали вдалиИ акведуки и руины…При этом солнце огневом,При шуме водного паденья,Ты мне сказала в упоенье:«Здесь можно умереть вдвоем…»
Ах, люби меня без размышлений,Без тоски, без думы роковой,Без упреков, без пустых сомнений!Что тут думать? Я твоя, ты мой!Все забудь, все брось, мне весь отдайся!..На меня так грустно не гляди!Разгадать, что в сердце, — не пытайся!Весь ему отдайся — и иди!Я любви не числю и не мерю;Нет, любовь есть вся моя душа.Я люблю — смеюсь, клянусь и верю…Ах, как жизнь, мой милый, хороша!..Верь в любви, что счастью не умчаться,Верь, как я, о гордый человек,Что нам ввек с тобой не расставатьсяИ не кончить поцелуя ввек…