Русская поэзия за 30 лет (1956-1989)

Перелешин — единственный, наверное, из русских поэтов который писал еще по-китайски и по-португальски. Поэт родился в Белоруссии (настоящая фамилия его Салатко-Петрище) и вырос в Харбине. Потом учился в Шанхае, где стал китайским юристом. До сорока лет жил он в Китае, и творчество его связано в этот период с китайской культурой, древней и прекрасной.

Валерий Перелешин переводил русских классиков на китайский язык, китайских поэтов на русский и написал много стихов, в которых Китай, его природа и его духовный мир живут естественно, так, словно это китайский поэт пишет по-русски:

Но когда бы ведать, что с детства

Я Китаю был обручен,

Что для этого и наследства,

И семьи и дома лишен –

Я б родился в городе южном

В Баошане или Ченду,

В именитом, степенном, дружном,

Многодетном старом роду.

Мне б мой дед, бакалавр ученый.

Дал бы имя "Свирель луны".

или тише: "Луч тишины"…

Перелешин олицетворяет одно из коренных свойств русской культуры: открытость всем другим культурам мира, их освоение и усвоение самым органичным образом. Когда переводит он китайскую классику, получается удивительное слияние китайской и русской поэтических традиций.

Я свежий шелк беру, как иней ранний,

Как чистый снег прозрачна белизна,

Чтоб веер выкроить из этой ткани,

Веселый и округлый, как луна.

Это его маленькая антология "Стихи на веере".

А вот "Восхождение на башню" Бан Чжи Хуаня:

Заходит солнце светлое у гор,

И в море Желтая река течет.

Кому и этот тесен кругозор,

Еще на ярус выше пусть взойдет.

Такая органичность слияния русского и китайского в стихе (не удавшаяся даже Гитовичу) возможна только при тех идеальных условиях, которые создались для Перелешина: оба языка и обе культуры ему одинаково родные… (Почти одинаково?)… Сам поэт сказал о себе все же так.

…при всей нагрузке

Вер, девизов, стягов и правд,

Я до костного мозга русский

Заблудившийся аргонавт.

И как аргонавта по морям нося, судьба не оставляет поэта в покое: Перелешину пришлось в конце сороковых годов расстаться со своей второй родиной, со сказочным Китаем, который превратился в страшную пародию на СССР. Поэт оказался в Бразилии. Причем, чем серьезнее национальная сущность человека, тем лучше он вникает в чужую культуру

Прожив в Рио-де-Жанейро многие годы, Перелешин не только стал переводить на русский португальских и бразильских поэтов, но и сам начал, как пишет он в шутку"…со словарем/ писать стихи по-португальски". Таких примеров немного. Ну Цветаева писала немного по-немецки, Рильке по-русски неуклюже написал несколько стихотворений…Бродский по-английски… Вот разве что Дэвид Мартин — "самый невероятный из поэтов Австралии" писал в юности прозу по венгерски, потом по-немецки и на иврите, а потом лет тридцать уже как стал он «одним из самых оригинальных англоязычных поэтов Австралии»…

Перелешин же и по-русски о Бразилии пишет так, словно он белорусский бразилец:

Дожди скуповатые

Становятся летними,

А травни лохматые

Пахучими цветнями.

Звана запевалами,

Пичужками малыми,

Вся разноголосица:

Бразилия звонкая,

Страна первозданная,

Жалейка ты тонкая,

Возня барабанная!

Как естественно эта белорусская жалейка входит в бразильский колорит, словно так и была она сестрой какой-нибудь свирели амазонского индейца…

…

Сочетание русского, китайского и бразильского поэтического мышления дает невероятные по экзотичности и вместе с тем точные картины природы. Вот в стихотворении "Туман" — единство музыкально-ритмического решения и детальной красочной живописи оставляет словно физическое ощущение прикосновения кожей лица к туману:

По утрам белесоватые туманы,

И в тумане, словно айсберги, дома,

И безликие химеры и обманы,

Равнодушием сводящие с ума…

Тягучая словно туман мелодия не меняет ритма, но резким словом, но — иным цветом дает контрапункт. Мелодия та же, а напряжение меняется:

Лучше б огненное зарево позора,

Где, как мученик, на крест я вознесен,

Чем слепые волокнистые озера,

Завлекающие в тусклый полусон.

Резкость первых двух строк, их огненность — контрастирует со вторыми двумя строками — этими "слепыми, волокнистыми", с этой пастельностью зыбких тонов.

И когда изнемогали мы под гнетом

Невесомых и кочующих морей,

Вырастали за нежданным поворотом

Осиянные пролеты галерей.

Перелешин, став безусловно поэтом китайским, а потом и португальским — хотя на этом языке вышла всего одна его книга, — остался русским поэтом по противоречиям, по крайностям настроений… То он пишет:

Умею жить без веры,

Без дружбы, без России…

А то — вдруг –

Боже, Боже, как беспросветен

Бедный мячик твоей земли,

Весь болеющий от отметин,

Что твои бичи нанесли!

Его стихи — это многократное фаустовское "остановись, мгновенье". Минутное настроение, сменяющееся другим, столь же минутным, но есть у по¬эта и непреходящие ценности… В пятой книге стихов «Южный дом» Перелешин вспоминает о Китае так, как мог бы только китайский поэт:

Ты пойдешь переулками до кривобокого моста,

Где мы часто прощались до завтра… Навеки прощай,

Невозвратное счастье! Я знаю спокойно и просто:

В день, когда я умру — непременно вернусь в Китай.