Русская повесть начала ХХ века. Жанрово-типологический аспект

В создании экспрессии ритма большое значение приобретают так называемые паратаксические конструкции: «Эти дети, эти маленькие, невинные дети. Я видел их на улице, когда они играли в войну и бегали друг за другом, и кто-то уже плакал тоненьким детским голосом – и что-то дрогнуло во мне от ужаса и отвращения. И я ушёл домой, и ночь настала, и в огненных грёзах, похожих на пожар среди ночи, эти маленькие ещё невинные дети превратились в полчище детей-убийц» [с. 60].

К излюбленным тропам Л. Андреева относятся сравнения. Они занимают огромное место в художественной структуре повести «Красный смех» как при характеристике образов, так и в создании эмоциональной атмосферы. Характерно, что для образов солдат, убивающих друг друга, постоянными становятся сравнения с животными: «Сообщают, что у некоторых частей не хватало снарядов, и там люди дрались камнями, руками, грызлись, как собаки. Если остатки этих людей вернутся домой, у них будут клыки, как у волков, – но они не вернутся: они сошли с ума и перебьют всех…» [с. 62]. Подобными сравнениями Л. Андреев подчёркивает бессознательность, инстинктивность их поведения. В целом система экспрессивных стилистических средств в повести призвана создать атмосферу ирреальности, фантасмагории, олицетворяющую безумие насильственной смерти.

Таким образом, в повести «Красный смех» Л. Андреев предугадал трагизм и безумие XX века, в котором человечество оказалось на грани тотального самоуничтожения. В этом смысле «Красный смех» можно рассматривать как повесть-предупреждение, в одном ряду с другими литературными произведениями кануна Первой мировой войны, содержащими предчувствие, предсказание грядущей катастрофы. Вместе с тем исследование жанровой структуры повести Л. Андреева позволяет говорить о ней как о повести «потока сознания», в которой важную жанрообразующую роль играет мифологическое начало.

Мифотворчество в повестях А. Ремизова, Ф. Сологуба и А. Белого

Литературное мифотворчество – создание писателями индивидуально-авторских мифов – достаточно обстоятельно рассмотрено в современном литературоведении. Особенно важную роль мифотворчество играет в русской литературе начала XX века, главным образом, в поэзии и прозе писателей-символистов. Неомифологизм русского символизма выработал свою, во многом новаторскую поэтику. В основе её лежит циклическая концепция мира, «вечное возвращение» (Ф. Ницше): в мире вечных возвратов в любом явлении настоящего просвечивают его прошедшие и будущие инкарнации. Сюжет и герои неомифологических произведений имеют универсальное значение: герои моделируют человечество в целом, а через символику сюжетных событий описывается и объясняется мир. Зачастую изображаемое декодируется сложной системой отсылок не только к мифам, но и к классическим литературным произведениям.

Уравнивание мифа и художественного текста способствует созданию особого жанрового образования – символистского текста-«мифа», в наиболее выдающихся образцах представленного романами Д. Мережковского («Пётр и Алексей»), Ф. Сологуба («Мелкий бес») и А. Белого («Петербург»). Повести писателей-символистов, в свою очередь, являются одной из жанровых разновидностей прозаического текста-«мифа».

Мифологическое начало в прозе А. Ремизова усилено особенностями речевой организации повествования, которое представляет собой сложную форму авторского сказа. Его основные черты (естественное для устной речи перескакивание с предмета на предмет, разговорная штриховая изобразительность, точная фиксация впечатлений, ведущий голос автора-повествователя) воплотились уже в одном из наиболее ранних произведений писателя – повести «В плену» (1902–1903). Это ремизовские «записки из мёртвого дома» (лирико-драматический монолог о ссылке).