Русская проза рубежа ХХ–XXI веков: учебное пособие

Абсурдно, и абсурд усугубляется правдоподобностью. Прежде всего правдоподобностью изображения человеческих типов – судей. Они не называются по именам (хоть имена и фамилии некоторых из них упоминаются в тексте), вместо имен напечатанные прописными буквами ярлыки, описательные выражения: «СОЦИАЛЬНО ЯРОСТНЫЙ», «ТОТ, КТО С ВОПРОСАМИ», «СЕКРЕТАРСТВУЮЩИЙ», «СТАРИК», «КРАСИВАЯ ЖЕНЩИНА», «МОЛОДОЙ ВОЛК ИЗ НЕОПАСНЫХ», «МОЛОДОЙ ВОЛК ИЗ ОПАСНЫХ», «БЫВШИЙ ПАРТИЕЦ», «СЕДАЯ В ОЧКАХ», «ЖЕНЩИНА С ОБЫЧНОЙ ВНЕШНОСТЬЮ», «ПРОДАВЩИЦА ИЗ УГЛОВОГО ГАСТРОНОМА», «ЧЕСТНЫЙ ИНТЕЛЛИГЕНТ». Каждый имеет свои характерные особенности, биографию, привычки, слабости и т.д., подробно описанные. Ярлыки с характеристиками, заменяющие имена, указывают на типичность,собирательность образов, проявляющуюся в трех аспектах. Они символизируют общество и одновременно обезличенность (при всей их непохожести) людей тоталитарного сознания, они важны не как люди, а как функции. В таком построении системы образов скрыто указание на всеобщность, абсолютность этого трибунала.

При прочтении повести внимание читателя не заостряется на количестве «тех, кто спрашивает». И все же писатель использует сакральное число: двенадцатьизбранных, уполномоченных некой высшей силой вершить суд (в том числе главный – ТОТ, КТО С ВОПРОСАМИ), и одинобыкновенный человек сидят за столом– эта картина напоминает каноническое изображение тайной вечери с Христом. Для христиан Вечеря Господня символизирует прощение и искупление, единение человечества в Теле Христовом; маканинская вечеря – с точностью да наоборот становится осуждением и наказанием, связанными с плотью вожделеющего человека.

Однако извращенно, пародийно сакральная функция «судей» сохраняется. Прежде всего для героя-повествователя «они правы»(курсив автора. – В.А.),а сам он «виноватне в смысле признания вины, а в смысле ее самоощущения». И все же ИХ суд (в тексте повести не раз так и значится: «ОНИ») – не Высший Суд. Это всего лишь пародия на него, ОНИ сами и находят для него подходящее определение – «судилище» («пренебрежительно-домашнее словцо»). «И чем решительней был отменен, дискредитирован, оплеван и превращен в ничто суд небесный, тем сильнее проявляется и повсюду набирает себе силу суд земной». ОНИ «впали в положение Бога, который увидел грехи наши». Какова же их цель? «Они не хотят твоего наказания, тем более они не хотят твоей смерти – они хотят твоей жизни, теплой, живой, с бяками, с заблуждениями, с ошибками и непременно с признанием вины».

Авторское отношение открыто выражается в том, что большую часть повести составляют или воспоминания героя о предыдущих «расспросах», или мысленное моделирование предстоящих. ОНИ хотят знать все, ОНИ лезут в душу, используя множество ловушек и уловок. В. Маканин мастерски изображает всю казуистику этого «спроса», «когда хочется наказать за жизнь как таковую»(курсив автора. – В.А.),когда надо дать прочувствовать «вину уже за то, что живешь: за то, что ешь и пьешь и опорожняешься в туалете».

Другим атрибутом судилища становится коллективность. Эти люди «всего лишь иногда будут говорить «мы», и это короткое «мы» приводит тебя в ужас, в страх.». Очевидна реминисценция из романа-антиутопии Е. Замятина. «Мы» – это их взгляд на самих себя изнутри, а снаружи «неделимы они, как неделим сам стол. Они – только тогда ОНИ, когда они вместе».А «когда они вместе – вся их суть и сила в столе»(курсив автора. – В.А.).

Отмечалось, что это образ Стола– символ жестокого, мертвого, надличностного начала. К концу повести стол становится тем местом, где умирает главный герой. Таким образом, столу придается и функция алтаря, жертвенника. Пусть это и обыкновенная деревяшка, шершавая, в трещинах, со старыми пятнами, покрытая красной тряпкой, – оттого и страшнее она, когда представляется живой. Благодаря олицетворению «стол помнит. свою незримую связь с подвалами» описание приобретает и эпическую глубину, и фантасмагоричность.

На этом построена особая поэтика пространства: стол – в центре мира, ибо там, где он стоит, нет стен (не упоминаются автором, не нужны), в центре стола графин, который «будет стоять и как бы цементировать людей и предметы вокруг. Наличие геометрического центра придает столу единство, а словам и вопросам сидящих силу спроса».

Функции графина исключительно ритуальные, из него никто не пьет (отметим, что на иконах с сюжетом Тайной Вечери композиционным центром является одна или несколько чаш на столе.) Небеса в пространстве повести отсутствуют, так как Стол – вершина всего: «Подвал как продолжениестола и стол как апофеоз подвала.» (курсив автора. – В.А.)В. Маканин видит здесь как «сопряжение вечно дополняющих образов», так и «сопряжение времен»: «Связь стола и подвала субстанциональна, вечна и уходит в самую глубину времени. Скажем, во времена Рима и Византии».