Русская проза рубежа ХХ–XXI веков: учебное пособие

Истоки творческого мировосприятия и поэтики Л. Петрушевской исследователи искали в «натуральной школе» и традициях натурализма, в творчестве Н. Гоголя, Ф. Тютчева, Ф. Достоевского, А. Чехова, Ф. Сологуба [61]. Однако сведение к одному какому-то источнику не помогает объяснить сложный и неоднозначный мир писательницы. Многие исследователи, правда, соглашались, что у прозы Л. Петрушевской драматургическая основа и ключ к ее прозаическому творчеству следует искать в языке ее произведений. Появилось даже определение «магнитофонный стиль»: в произведениях писательницы на первое место выдвинули устное слово, диалогическое или монологическое. Его специфика определяется спонтанностью устной речи, адресованностью звучащего слова конкретному слушателю, отсутствием предварительной редактуры, которая бы позволила очистить речь от синтаксических и грамматических ошибок, неправильного словоупотребления.

В большинстве прозаических произведений Л. Петрушевской повествование ведется от первого лица, и даже тогда, когда образ рассказчицы практически никак не проявлен, устный характер ее речи подчеркивается целым рядом приемов, которые обнажают спонтанность речевого потока. Отсюда наличие разного рода речевых неправильностей. Вопреки расхожему мнению они не столь распространены у писательницы (как это характерно, к примеру, для сказовой прозы М. Зощенко): избыточность таких неправильностей свидетельствовала бы о «литературности» ее стиля, обнажало бы стилизацию, чего автор принципиально избегает. «Ошибки» скорее свидетельствуют о непроизвольности речи и являются больше оговорками или сознательными «игровыми» оборотами, нежели следствием неграмотности их авторов («не баламутьте тут воду нам больных», «справка, что ты здорова венерическими болезнями»).

Другой особенностью является эллиптированность некоторых речевых оборотов (оформленная в телеграфном стиле внутренняя речь героини повести «Время ночь», спешащей в психбольницу к матери) или же, наоборот, их плеонастичность («Положи обратно где было взято»), вторжение в речь просторечий и варваризмов («ихний», «ты чё»). Сама писательница придает большое значение подобному речевому материалу: «Пишу тем языком, который слышу, и нахожу его – язык толпы – энергичным, поэтическим, свежим, остроумным и верным».

Практически полное отсутствие пейзажей как урбанистических, так и «природных» объясняется борьбой с нарочитой «литературностью». Речевая стратегия рассказчицы «экстравертированная» и «центробежная», не направленная на запечатление хода внешних событий и собственного к ним отношения. Героиня писательницы обычно не склонна к рефлексии и обживанию своего внутреннего мира, поэтому пейзаж и не используется в своей традиционной функции метафоры, отражающей внутреннее состояние субъекта.

При этом логика повествования во многих произведениях Л. Петрушевской достаточно прихотлива, она мотивируется не «объективным», авторским представлением о важном и неважном, а спонтанностью ассоциаций рассказчицы, нередко сбивающейся с генеральной линии своего повествования на «несущественные» подробности. Они, правда, могут потребовать пояснений, так что рассказчица вынуждена возвращаться к основной истории с помощью фраз «так вот» или вставок пояснительного характера, обещая в дальнейшем рассказать об этом поподробнее:

«Мы – это Серж с Маришей, хозяева дома, две комнаты, за стеной под звуки магнитофона и взрывы хохота спит стойко воспитанное дитя, дочь Соня, талантливая, своеобразная девочка-красавица, теперь она моя родственница, можете себе представить, но об этом впереди» («Свой круг»).

«Устностью» повествовательной речи обусловлена прихотливость и даже путаность синтаксиса в рассказах Л. Петрушевской, изобилующих придаточными предложениями и заключенными в круглые скобки вставными конструкциями. Впрочем, ее проза только кажется хаотичной и бессистемной. Отступления или «несущественные» частности выполняют роль авторских ремарок или сносок, постепенно связывая разрозненные фрагменты сцен в единое целое. Это требует от читателя некоторых усилий, чтобы разобраться в хитросплетениях личных отношений и родственных связей персонажей, а также в порядке следования событий.