Русская психиатрия от Николая II до Сталина

После образования комиссии Верховного совета земства стали обращаться в эту комиссию с просьбой о пособиях на расширение психиатрической помощи вообще, так как при необходимости призревать воинов переполненные еще до войны психиатрические больницы не могли выполнять эту обязанность.

Уже в русско-японскую войну задумывались над помощью невротикам-инвалидам, инвалидам, нуждающимся в лечении для компенсации своих дефектов, но число их оставалось неучтенным. В первую мировую войну в этом направлении уже намечались кое-какие мероприятия. Так, у Красного креста еще с 1883 г. имелась особая постоянная Лечебная комиссия, заботившаяся о климатическом и санаторном лечении раненых и больных воинов. Деятельность этой комиссии постепенно росла и в мирное время: если в 1883 г., в начале своей деятельности, комиссия обеспечила лечение лишь 37 офицерам и истратила лишь 2 100 рублей, то через 25 лет, в 1907 г., она предоставила лечение уже 540 больным и имела места для курортного лечения в 24 пунктах.

Во время войны деятельность комиссии (председатель — проф. В. Н. Сиротинин, секретарь С. С. Войт) очень расширилась: в 1916 г. комиссия удовлетворила уже 4 409 лиц и имела 33 курортных пункта. На 1917 г. комиссия имела 3 228 мест для офицеров и 5 680 мест для нижних чинов на разных курортах. Наибольшее число мест было на одесских лиманах (1 500 мест), в Старой Руссе (1 040 мест) и в Славянске (1 000 мест). Кроме того, в 1916 г. было основано Общество здравниц, которое собрало 657 000 рублей пожертвований и приобрело санатории в Массандре, Железноводске, Москве.

Московское городское управление уже тогда предполагало, испросив субсидию у комиссии Верховного Совета на лечение и призрение инвалидов, устроить физико-механо-технический институт для снабжения инвалидов протезами, выработки у них компенсаторных механизмов и т. д. Институт рассчитывался на 300 коек; кроме того, предполагалось устроить убежище с мастерскими на 500 мест и приюты на 300 мест.

В первую мировую войну русские невропатологи и психиатры не только провели ряд указанных организационных мероприятий для лечения раненых воинов, но и подняли по-новому ряд научных вопросов психиатрии, прежде всего вопрос о «воздушных контузиях». В русско-японскую войну все психотические явления, возникавшие без непосредственного повреждения черепа (контузии), признавались психогенными, установочными; их относили к травматическому неврозу; контуженные считались «сконфуженными». В первую мировую войну число таких больных значительно увеличилось. Вследствие изменения самих орудий войны — появления большой силы разрывных снарядов, ярче стали выступать органические симптомы при «воздушной контузии». Большой интерес вызвали работы Т. Е. Сегалова[80], приписывавшего основное значение в происхождении явлений воздушной контузии изменению атмосферного давления: пребывание в области разреженного давления, по его мнению, вызывает освобождение из крови конденсированных в ней газов, которые закупоривают капилляры и могут вызвать мелкие кровоизлияния (кессонная болезнь). Говоря о расстройстве слуха и равновесия при воздушных контузиях, Сегалов также полагал, что эти поражения не могут быть объяснены поражением периферического слухового аппарата, а имеются очаговые поражения и в центральной нервной системе. «Помимо неврозов при контузиях, — писал Сегалов, — надо помнить и о невритах, менингитах, миэлитах и энцефалитах декомпрессионного происхождения». «Кессонная теория» Сегалова вызвала немало возражений, но органическая основа поражения при воздушных контузиях стала широко обсуждаться (работы Гаккебуша[81], Вырубова[82], Гиляровского[83]).

Вырубов говорил об оглушенности, задержке, затруднении восприятия, Захарченко и Давиденков[84] обсуждали вопрос о генезе глухонемоты при контузиях, Гервер[85] говорил о затруднении при открывании глаз как выражении общей мышечной вялости. Появились работы и по патологической анатомии контузий (Красноухова[86]). И. С. Герман[87] писал об увеличении психогенных психозов в населении на почве тревог военного времени. Появились работы и об инфекционных психозах военного времени (например, Аменицкого[88]). Начали обсуждаться (хотя описания в печати появились уже после революции) вопросы о шизофреноподобных реакциях на фронте, о психотических явлениях при голодании. Появился ряд работ (правда, принадлежащих главным образом невропатологам) и о значении локализации травм мозга для появления тех или иных психопатологических симптомов (лобные доли — Хорошко, Сепп), а в Петербургском обществе психиатров в декабре 1916 г. была проведена на основе опыта войны большая дискуссия о локализации психических функций в мозгу. Отчет о нейрохирургической работе в связи с войной был опубликован проф. Л. М. Пуссепом[89]. В 1916 г. вышли монографии Л. О. Даркшевича и Л. М. Пуссепа о травматическом неврозе, в которых уже предлагалось не смешивать травматический невроз и воздушную контузию.