Русская религиозная философия

Флоренский принадлежал к миру романтики начала века, он был близок к Нестерову, к тому романтизированному образу православия, который тогда только стал возникать в сознании интеллигенции; он был ценителем и эстетом, любителем старины, любителем древней эмблематики, символов. Тареев считал все это гностицизмом, мусором в христианстве, признавал только Евангелие и главным образом — его нравственные основы. Для него «Столп» — это был один вздор. Между ними шла борьба. (Тареев был несколько старше, он умер в 1934 г.) Но эта борьба все-таки всегда велась в рамках джентльменства. Во всяком случае, они до самой революции продолжали работать бок о бок, хотя это было очень трудно. Надо сказать, что вместе с революцией победил Тареев. Флоренский был снят с поста редактора журнала «Богословский вестник», и его место занял Тареев; но журналу уже оставалось существовать недолго: все эти дискуссии были разрешены смертельным недугом, который овладел всей культурой (но разрешены только на тот момент, потом все это возникло вновь).

Когда Флоренский учился и потом работал в академии, на него повлияли два духовных лица: Серапион Машкин, почти никому не известный монах, так сказать, доморощенный философ, и старец Исидор из Гефсиманского скита под Сергиевым Посадом. Оба они в скором времени скончались. Их мысли и дух каким-то образом отразились на книге «Столп и утверждение Истины». Так назвал свою книгу человек, прошедший через бурю сомнений. Эта буря в ней запечатлена. Подзаголовок — «Опыт православной теодицеи» («теодицея» — это старинное слово, придуманное Лейбницем в XVII в., оно означает «богооправдание»: то есть как совместить благого Бога и существование зла в мире).

Если вы думаете, что это трактат, в котором последовательно, систематически излагается какая-то концепция, вы ошибаетесь. Здесь нет глав, а есть письма, обращенные к другу. И это сознательный прием. (Это, кстати, вызывало большое недовольство в академических кругах.) Флоренский при издании книги потребовал, чтобы она была напечатана особым шрифтом. В каждой главе были виньетки, взятые из латинского трактата XVII в., виньетки с подписями, очень лаконичными и трогательными. Почти каждая глава открывалась лирическим вступлением. Ученейшая книга, научные комментарии к которой занимают почти половину текста, с тысячами и тысячами выдержек из авторов древних и новых, написана как лирический дневник. Что это, каприз? Нет, не каприз, это то, что в скором времени в Европе назовут экзистенциальной философией. Это не философия теории, а философия человека — живого человека.

Это очень личная книга. Книга, написанная от лица автора, причем как бы заметками. Мы находим тут выдержки из произведений древних и новых, из святых, подвижников, поэтов; тут же сложные логические выкладки. Лирическая увертюра должна была играть особую роль: ввести читателя в то состояние души, которое переживал автор, когда создавал книгу. Мы должны помнить, что это огромное произведение, «Столп и утверждение Истины», было создано Флоренским в двадцать шесть лет (первая редакция книги появилась в 1908 г.).

Флоренский приходит к выводу, что истина есть интуитивно познаваемая, но одновременно разумно осмысляемая реальность. То есть на его языке истина есть интуиция–дискурсия, то, что познается интуитивно и разумно.

Но вдруг он видит, что во всем, что ему известно, в конечном счете кроется противоречие. Он рассматривает, скажем, мнимые числа в математике. Масса фактов в природе говорит о недостаточности формальной логики, приводит человека к мысли о том, что парадокс, или антиномия (антиномия — это глубочайшее противоречие, тезисы, исключающие друг друга), есть свойство бытия.

Особая глава «Противоречия» написана с гениальной силой. И сегодня физика подтвердила (концепции Нильса Бора и других физиков): в фундаментальных свойствах природы мы находим логически не снимаемые противоречия. И здесь возникает принцип дополнительности, который позволяет описывать явление с двух сторон, не давая им единой интеграции. Но это не значит, что Флоренский считал, что истина не существует как целое. Он образно выражался так: целокупная истина, падая с Неба, разбивается здесь на противоположные элементы, человек может охватить целое, но для этого необходимо какое-то особое проникновение в реальность. И это проникновение идет за счет восприятия таинственного опыта Церкви.

Познание догматов Церкви, согласно Флоренскому, — это не просто интеллектуальное познание некой системы взгядов, а вхождение в некий мистический опыт, через который потом ты изнутри приходишь к пониманию тайны Церкви. Церковь — это не просто организация, не какой-то институт, это таинственное единение людей с Богом и между собой. И в этом единении, когда «я» и «ты» открываются друг другу и наконец Высшему «Ты», рождается любовь.