Русская религиозная философия

В это время Федотов женится, ему надо кормить семью. Наступает разруха, голод, из Петербурга он едет опять в Саратов — там еще можно было жить в это время. И вот — перелом! Вещь, казалось бы, невинная: университеты тех лет (начала 1920–х годов.) вступали в шефские отношения с различными крестьянскими и рабочими объединениями — брали под свое покровительство, те их подкармливали, эти им читали лекции. (Фантастические были вещи! К слову сказать, Мережковский, когда бежал из России, в 1920 г., имел на руках командировку читать в частях Красной армии лекции о Древнем Египте — это нарочно не придумаешь!) Подобного рода лекции и такого рода отношения возникли между Саратовским университетом и рабочими объединениями. Но при этом происходили митинги, на которых вся профессура должна была выступать и тренироваться уже в тех верноподданнических речах и разных знаках, которые Федотову совершенно не импонировали. И он сказал, что на компромисс не пойдет — даже ради куска хлеба. В нем, в этом маленьком, хрупком человеке, было что‑то рыцарское. Это продолжает в нем удивлять; другое дело Бердяев, который был действительно потомок рыцарей, могучий человек, а этот — тихий, скромный интеллигент — сказал: нет! Он бросает Саратовский университет и с семьей уезжает в Петербург, нищий, голодный Петербург двадцатых годов!

Федотов пытается публиковаться. И тут он встречает замечательную, интересную личность — Александра Мейера. Человек философского склада ума, проницательный, с широкими взглядами; еще не христианин (хотя по рождению протестант, из немцев), но очень близок к христианству. Мейер чувствовал себя хранителем культурных традиций. Нам сейчас это кажется донкихотством. Когда кругом были голод, разруха, безумие, расстрелы, Мейер собрал вокруг себя горсточку людей, в основном это были интеллигентные люди, которые систематически читали доклады, рефераты, духовно общались. Были среди них и христиане, и неверующие, но близкие к христианству, — это не было какое‑то церковное объединение, а был маленький очаг культуры. На первых порах они даже пытались издавать газету (по–моему, она вышла в 1919 г., но ее тут же прикрыли).

Мейер (он был на десять лет старше Федотова) в конце концов сформировался как христианский философ. О его трудах мы узнали совсем недавно. Дело в том, что арестованный и погибший в местах не столь отдаленных, Мейер каким‑то образом сумел свои труды оставить, сохранить, и рукопись была всего несколько лет назад извлечена на свет Божий и издана в Париже в однотомнике. Вероятно, это издание появится и у нас.

В это время в Петербурге находился Сергей Безобразов, молодой историк, друг Федотова, который проходил сложный путь от туманной пантеистической религиозности к православию. Безобразов работал в петербургской библиотеке (ныне имени Салтыкова–Щедрина) вместе с Антоном Карташевым (бывшим одно время министром культуры во Временном правительстве, потом знаменитым историком Церкви в эмиграции), и Карташев привел его к порогу Православной Церкви, в буквальном смысле слова. Впоследствии Безобразов эмигрировал и стал ученым, исследователем Нового Завета, принял священный сан. Он умер в 1965 г. Епископу Кассиану (Безобразову) принадлежит редакция нового перевода всего новозаветного корпуса, который вышел в Лондоне.

Безобразов стал говорить Федотову и Мейеру, что пора уезжать, иначе все здесь погибнем. Мейер отвечал: «Нет, я родился здесь. Нет ли в этом промысла какого? Торчи, куда воткнули», — такая у него была поговорка. Дискуссии были острые.

Георгий Петрович становится все ближе и ближе к христианству. Собственно говоря, материализма для него больше не существует: это поверхностная доктрина, которая не отражает главного, специфического, что является сутью человеческой жизни и истории. Он пытается раскрыть христианскую историографию, христианскую историософию.

Начало его деятельности как публициста скромное. В 1924 г. издательство «Брокгауз и Ефрон», которое тогда еще существовало, так сказать, по милости победителей (недолго, правда), выпускает первую книгу Федотова о знаменитом французском мыслителе Пьере Абеляре.

Пьер Абеляр жил в XII в. У него была необычайно трагическая судьба. Он любил свою ученицу Элоизу, и судьба их развела (я не буду в это углубляться), кончилось все это очень плачевно: в конце концов Абеляр и Элоиза вынуждены были уйти в монастырь. Абеляр был основателем средневековой схоластики (в хорошем смысле слова) и рациональных методов познания. И Георгий Петрович не случайно обратился к Абеляру, потому что для него всегда разум был острым и важным божественным оружием.