Русская революция. Ленин и Людендорф (1905–1917)

Подобно Людендорфу в России в предыдущем году, Ульянов с первого же дня в чужой языковой среде обнаружил у себя недостаточное знание языка. Матери, финансировавшей его поездку, он уже из Зальцбурга сообщил о своем «позорном фиаско»: «…понимаю немцев с величайшим трудом, лучше сказать, не понимаю вовсе». Несмотря на это, он не падал духом и «довольно усердно коверкал немецкий язык»[37]. Однако не успел как следует подучить его в Австрии и немецкоязычной части Швейцарии (Цюрихе) к тому моменту, когда в начале августа поселился на окраине политического Берлина, в нескольких шагах от парка Тиргартен[38], на Фленсбургерштрассе, 12, в районе Моабит. С немецким дело у него по-прежнему обстояло плохо, разговорную немецкую речь он понимал гораздо хуже, чем французскую, винил в этом, однако, не собственную недостаточную подготовку, а выговор немцев: «Немцы произносят так непривычно, что я не разбираю слов даже в публичной речи…» Перед тем как пойти в театр на «Ткачей» Герхарда Гауптмана (премьера состоялась 10 ноября предыдущего года), он еще раз перечитал всю драму, чтобы следить за спектаклем, и, тем не менее, «не мог уловить всех фраз». В письме матери он писал: «…жалею только, что у меня слишком мало времени для основательного изучения языка». Объяснялась ли нехватка времени исключительно штудированием работ Маркса и Энгельса в Королевской библиотеке, неясно – из прочих его занятий известно только о некрологе Фридриху Энгельсу, умершему 5 августа 1895 г., присутствии на организованном СДПГ рабочем собрании 3 августа и недатированной встрече с Вильгельмом Либкнехтом (чья жена говорила по-русски). В любом случае, Ульянов чувствовал себя в Берлине, в отличие от Людендорфа в Петербурге и Москве, «совсем хорошо». К концу августа он там «уже немножко освоился» и понимал немцев «несколько лучше, хотя все-таки очень и очень еще плохо».

Так же как Людендорф в российской столице, Ульянов был в Берлине «вообще… довольно равнодушен» к достопримечательностям: «…посещаю [их] очень лениво… и большей частью попадаю случайно». «Шлянье по разным народным вечерам и увеселениям» нравилось ему «больше, чем посещение музеев, театров, пассажей и т. п.» Он собирался еще пожить в германской столице, только «с финансами опять… “затруднения”… деньги уходят черт их знает куда». 7 сентября он писал: «…обжился уже [в Берлине] настолько, что чувствую себя почти как дома, и охотно остался бы тут подольше, – но время подходит уже уезжать…»[39] Перед отъездом во второй половине сентября он раздобыл у кожевника на Манштайнштрассе желтый кожаный чемодан с двойным дном[40], чтобы тайно провезти в Россию какую-то литературу. Благодаря этому строгий жандармский контроль на въезде в страну ничего не дал, и Ленин по прибытии в Петербург 29 сентября располагал необходимым материалом, чтобы тотчас погрузиться в нелегальную политическую работу.

С поразительной целеустремленностью он теперь при поддержке нескольких товарищей социал-демократов объединил существующие марксистские кружки в «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», сделав из него «зародыш революционной марксистской партии»[41]. Когда «Союз борьбы» зимой развернул нелегальную деятельность, организуя рабочие забастовки, подозрительной организацией занялась полиция и в ночь с 20 на 21 декабря 1895 г. арестовала Ульянова вместе с другими предводителями. Во время 14-месячного заключения он составил программу марксистской партии[42], пользуясь для конспирации невидимыми «чернилами из молока». В январе 1897 г. его и остальных членов «Союза борьбы» приговорили к трехлетней административной ссылке в Восточную Сибирь. Он разделил ссылку с получившей такой же приговор дворянкой Надеждой Крупской, сочетавшись для этой цели с ней браком.

После освобождения (10 февраля 1900 г.) состоящий под надзором полиции Ульянов снова окунулся в нелегальную работу, за полгода объехал центры подпольной революционной деятельности, в том числе Казань (где в том году пребывал Альфред Редль) и Самару на Волге, и 29 июля «по легальному паспорту»[43] отправился из Подольска во вторую заграничную поездку. Она, вопреки упорному сопротивлению видных социал-демократов Ю. О. Мартова, А. Н. Потресова, Г. В. Плеханова, П. Б. Аксельрода и В. И. Засулич, ратовавших за совместное издание газеты в Швейцарии, опять привела его в Германию, на сей раз на два года. Важную роль в решении основать газету «Искра» в Мюнхене сыграл совет Гельфанда-Парвуса, который предположительно преследовал не только цель теснее сблизить русских революционеров с немецкой социал-демократией[44]. «Искра» печаталась в мюнхенской квартире Парвуса, где для этой цели была оборудована типография[45], и здесь деятельный, целеустремленный, фонтанирующий идеями гигант скоро покорил и Ленина, и Троцкого. Но он, вероятно, имел и собственные планы.