Русская революция. Ленин и Людендорф (1905–1917)

К чему была такая спешка? Вряд ли решающую роль сыграли приближающиеся торжества по поводу первой годовщины Октябрьской революции[460] — процесс ведь мог начаться и пораньше. Причины, с одной стороны, заключались во взрывоопасности темы «измены Ленина» (со времен переворота слухи о его работе на вражеские разведки не утихали), а с другой — в международных отношениях советского правительства, особенно отношениях Ленина с Германией.

Как свидетельствуют рассказы самих большевиков, Ленин, Зиновьев и особенно Крупская вначале не торопились отдавать Малиновского под суд. Все решило его знание о тайных связях Ленина с центральными державами. Прокурор Крыленко в своей обвинительной речи коснулся высказываний Малиновского, будто Ленин «слуга австрийской полиции». Поскольку Малиновский упорно отрицал, что когда-либо говорил подобное, Крыленко сослался на «доказательства» в документах охранки и заметил: «Не Белецкий и Мартынов искажали истину, — ее сознательно искажает перед Трибуналом Малиновский…»[461]

Слов «Ленин — слуга австрийской полиции» в опубликованных документах нет[462]. Мартынов и Белецкий в комиссии Муравьева передавали тот же смысл другими словами. Так, А. П. Мартынов 30 июля 1917 г. показал, что на основании сообщения Малиновского о встрече с Лениным в 1912 г. упомянул в докладе начальству о поведении австрийской полиции («придирчивой к русским путешественникам вообще и предупредительной к Ленину и лицам, прибывающим к нему») в тот период, но не делал никаких выводов о планомерности ее действий относительно Ленина[463]. Белецкий подробно рассказал все, что ему было известно об отношении к Ленину австрийских властей, подчеркнув, какое значение они ему придавали, судя по отчетам Малиновского, который ставил Ленина на одну доску с аккредитованными российскими дипломатами («наш консул в Австрии»). Крыленко в обвинительной речи воспользовался показаниями Мартынова и Белецкого 1917 г. (признания Белецкого во время заключения при большевиках в 1917–1918 гг. неизвестны) в качестве самого веского доказательства мнимой клеветы Малиновского на Ленина[464]. Малиновский отрицал пункт насчет австрийских властей и Ленина как «гнусную ложь», утверждая, что «так низко… не падал никогда», чтобы приписывать Ленину особые отношения с австрийским государством. Крыленко, вспоминая в обвинительной речи этот вопль возмущения («подсудимый затем говорит, что он никогда не отзывался дурно о Ленине и не говорил, что он слуга австрийской полиции»), допускал, что Малиновский мог оставить без ответа вопросы Белецкого и Мартынова в категорической форме, является ли Ленин слугой австрийской полиции, но как раз отсюда выводил заключение об особенно предосудительных чертах характера обвиняемого — его «приспособляемости, хамелеонстве, угодничестве»[465].