Русская революция в Австралии и «сети шпионажа»

В 1917 году Временное правительство взяло на себя финансовое обеспечение репатриации. Почему советское правительство не могло поступить аналогично? В письме Чичерину от 3 ноября 1920 года Симонов поставил вопрос о выделении средств. Особенно сложным было положение эмигрантов, обремененных семьями. «Многие из семейных действительно никогда не будут в состоянии выбраться, т. к. цена проезда возросла в сравнении с заработками рабочих ужасно, а заработки русских благодаря ненависти работодателей к русским вообще слишком плохи даже для существования. Поэтому для многих не может быть и мысли о сбережениях на проезд в Россию. Между тем, здесь есть много мастеровых, могущих быть очень полезными теперь в России. Они ожидают, что, быть может, советское правительство поможет им выбраться отсюда»[234].

Нужно ли говорить, что Чичерин не ответил и помощь не пришла. Так что в первую партию репатриантов попали только люди, способные сами оплатить свой проезд.

По требованию министерства внутренних дел Симонов представил данные на всех отъезжавших: имена, возраст, адреса, срок пребывания в Австралии[235]. Выписанные им удостоверения-паспорта направлялись Гроссарди для выдачи виз. Сохранились документы с именами репатриантов. Вот некоторые из них: Федор Силин-Белоножка, Василий Кавитский, Фред Разумов, Игнатий Сологуб, Александр Мухин, Петр Дементьев, Андрей и Констанс Бичевые, Давид Шапиро, Григорий Александров, Анастасия Шилова, Александр Терешкович, Федор Рязанов, Алексей Тупаров, Николай Попов, Николай Кондратьев, Евгения Кот-лова, Георгий Чечин, Элем Герасименко, Андрей Манко, Василий Маникин, Феодория Маникина, Михаил Езерский, Мария Езерская, Петр Езерский, Анна Зайцева, Георгий Кулаков, Мирон Волотов, Мефодий Эйсмонт, Дороти Эйсмонт, Владимир Жиляев…

Договоренность о репатриации стала достижением Симонова. Он завершил работу, начатую более трех лет назад, потребовавшую колоссального упорства, напряженных усилий и теперь мог праздновать свой личный триумф. К сожалению, триумф оказался скоротечным – новые разочарования не заставили себя ждать.

В том самом неподписанном письме от имени Чичерина, которое Зузенко отправил Симонову из Бергена, вопросам репатриации уделялось особое внимание, причем в ключе, который противоречил подходу Симонова. «До тех пор, пока не будут установлены регулярные сношения между Советской Россией и великими державами, возвращение русских в Россию едва ли возможно, за исключением особых, экстраординарных случаев».

Отмечались сложности транспортного сообщения, «что само по себе создает почти непреодолимые трудности на пути». Называлась и другая причина. Даже если русские из Австралии добрались бы до России, утверждалось, что им было бы крайне непросто привыкнуть к тамошней жизни. Мол, трудящиеся, делавшие революцию, прошедшие через тяжелейшие испытания последних лет, как-то уже приспособились к создавшимся в России чрезвычайным условиям, а людям из-за границы привыкнуть к ним будет ой как непросто.

«Случалось, – говорилось в письме, – что приезжавшие товарищи, которые симпатизировали нам во всех отношениях, оказавшись у нас, чувствовали себя обескураженными, и у нас было больше хлопот, чтобы извлечь пользу из их пребывания, чем самой пользы, которую они могли принести. Мы очень хорошо понимаем чувства российских рабочих за рубежом, которые прилагают все усилия, чтобы вернуться домой, но мы бы посоветовали рабочим в Австралии на какое-то время примириться с мыслью, что пока для них со всех точек зрения лучше подождать там, пока мы здесь не сумеем организовать для них различные виды деятельности так, чтобы можно было должным образом найти применение притоку новых элементов». Предлагалось настраивать русских эмигрантов на то, чтобы то время, которое им еще предстоит провести в Австралии, они использовали для освоения новых и совершенствования уже имевшихся у них специальностей, повышения своей квалификации, чтобы после своего возвращения в Россию внести более весомый вклад в социалистическое строительство. В письме выражалась надежда, что это возвращение может состояться в скором времени[236].

Неподписанное письмо Симонов получил не позднее 12 января 1921 года. Этим числом датировано его очередное послание Чичерину, в котором упоминалось о «зузенковской передаче». К тому времени работа по подготовке репатриации первой партии эмигрантов была в разгаре и давать отбой, конечно, совершенно не хотелось. Но других вариантов не было.

Он в срочном порядке телеграфировал итальянскому генконсулу: «Убедительно прошу вернуть мне все паспорта русских граждан, переданные Вам для получения визы»[237]. Гроссарди озадачен, ведь всё уже договорено: визы проставлены, разрешения от властей получены. Неудобно отказывать эмигрантам, которые придут за своими документами. 21 февраля он выражает свое недоумение Симонову и требует разъяснений[238].