В своем собственном письме, которое, напомним, прилагалось к письму Фрида, но было адресовано Кларку, Томас объявлял Симонова «стыдом» коммунистического движения[285]
. «Шил ему политическое дело» и доносил о его поведении во время празднования третьей годовщины Октябрьской революции в Брисбене. Выступая на торжественном собрании, Симонов говорил по-английски (уже свидетельство его буржуазности, мало ли что в зале находились австралийские рабочие, с русским языком незнакомые) и – о, ужас – «сказал, что Русская республика стоит за свободу, равенство и братство». Томас восклицал: «Подумайте об этом, тот самый клич французской буржуазии, под которым французская нация поддерживает Врангеля». Естественно, верный марксист-ленинец Томас выступил с гневной отповедью «и объяснил пролетарскую диктатуру с точки зрения коммуниста, а не с точки зрения мелкого буржуа»[286].Обратим внимание на то, что Томас сообщал о «бурном разговоре», который состоялся у него с Симоновым в связи тем, что консул обвинил его в попытке шантажа. «Впоследствии он писал в Центральный комитет, обвиняя меня в попытке выманить у него деньги угрозой»[287]
. Имелся в виду Центральный комитет Австралийской социалистической партии, в рядах которой Томас числился как Вильям (Уильям) Джон Томас. Вскоре мы увидим, чем именно была вызвана эта попытка шантажа.Пожалуй, Симонова спасало лишь то, что в трудные годы Гражданской войны руководителям-большевикам в Москве было не до Австралии и тамошних «разборок». Но доносы подшивались в папки и ждали своего часа.
Он старался парировать обвинения своих недругов, но делал это не часто и не столь энергично, как его противники.
Больше всего беспокоили Симонова не бездоказательные идеологические или политические обвинения, а попытки (в частности, Быкова) выставить его мошенником, обыграв сомнительные моменты его биографии. Это относилось к сюжету с его злоключениями в Хабаровске и Владивостоке непосредственно перед эмиграцией.
25 июня 1920 года он написал многостраничное письмо, адресованное Ф. Стрёму.
«Дорогой товарищ, в одном из писем к Вам я, кажется, упоминал, что здесь есть группа русских, которая все время борется против меня от самого моего назначения консулом»[288]
. Так начал свой рассказ Симонов.Он, конечно, надеялся, что Стрём будет ходатайствовать за него перед Москвой, передаст его письмо в НКИД и с ним ознакомятся первые лица в наркомате. Насчет первых лиц сказать трудно, но по всей вероятности письмо было передано. На первой странице сохранилась пометка Стрёма о пересылке. Впрочем, не факт, что это пошло на пользу автору. Дело было даже не в том, что письмо было написано стилистически неграмотно, с ошибками (в Австралии русский Симонова изрядно «заржавел»). Главное, что по своему содержанию этот документ вышел не слишком убедительным.
Первым делом автор заверял: «Все организованные рабочие, русские и англичане, меня здесь слишком хорошо знают в социалистическом движении». Далее: «Вся кампания клики моих противников не привела их ни к чему, кроме того, что на них смотрят все рабочие как на сумасшедших или же царистов. Фактически они пользовались и пользуются помощью царистов. Когда они окончательно провалились со своей кампанией здесь, они перенесли свою кампанию во Владивосток, и там они раскопали против меня огромное орудие»[289]
.«Огромное орудие» – это сведения о случившемся в Хабаровске и Владивостоке, а «раскопал» их некто по фамилии Ангарский. Симонов характеризовал его лаконично: «Некто Ангарский, кто тоже был в Австралии, и я знал его». Личность Ангарского не вполне ясна. В одном из своих антисимоновских писем Быков упоминает его в одном ряду с отбывшими на Дальний Восток Кларком и Уткиным и называет «начальником контрразведки». Очевидно, имелась в виду контрразведка Дальневосточной республики.
Как рассказывал Симонов, Ангарский прислал в редакцию одной из австралийских газет «письмо с угрозой», вероятно, с целью публикации, а также для передачи русской организации (СРР-К, не иначе). Это был своего рода акт мести Симонову за то, что тот критиковал Ангарского «за активность против большевиков». На пару с ним работал еще один из противников Симонова, остававшийся Австралии («один из моих противников отсюда»).