Русская рулетка

Через десять минут я окунулась в прошлое, со всем, что оставила, тем, что забыла, заглушила. Отец был ласков и предупредителен, будто с больной, перенесшей тяжелую госпитализацию и теперь начинающей ходить. А меня и вправду покачивало. Помню, что мы завезли вещи к друзьям и пошли гулять по Москве. Нервы мои были на взводе, и я плохо себя контролировала. Да и зачем было контролировать? Мне казалось, что все, о чем я рассказывала отцу в ту прогулку, им сопереживалось. Я видела его участливые глаза, заботу, внимание ко мне и грусть от сознания безнадежности ситуации. Он задавал совершенно банальные вопросы, а я, как на приеме у психоаналитика, выкладывала все подряд, меня волнующее. Главное, что я рассказывала ему, - о Никите, о наших чувствах и о полной невозможности их развития. Я говорила ему, что Никита хочет на мне жениться, что мы любим друг друга, что наши семьи знакомы еще с начала века, что это судьба и как хорошо, что я наконец знаю, что такое соединение душ, и еще многое другое, что мог понять только мой отец, потому что он был человек проницательный и очень тонко мыслящий. Мы сели за столик маленького кафе, и отец сказал: "Знаешь, Ксюша, у тебя состоялось интереснейшее знакомство. О вашем будущем ты сейчас не думай, может быть, и устроится. Только никаких глупостей с фиктивным браком и выездом в Израиль! Я посоветуюсь со знакомыми юристами, у меня есть один знаток".

И как-то мгновенно меня охватило отчаяние, и я поняла, что все мои излияния души были ошибкой. Страшной ошибкой! Что меня, как мотылька, затянуло на свет свечи, и что тут-то я и сгорю. Не нужно было отцу все это рассказывать. Я вдруг почувствовала, что мои болячки и раны настолько обнажены, что лечить их будут совсем не доктора-"айболиты", а скоро меня поволокут в ГБ объясняться о Н.К. и каяться в содеянном. Тут и вспомнились мне предупреждения "ооновской" дамы по телефону.

- А знаешь, ведь тебе было послано продление. Мне так сказали в ОВИРе. Ты могла бы еще месяц и больше быть с Никитой. Но это из-за неповоротливости наших чиновников. Между ними такая несогласованность, они опоздали тебе сообщить, а ты поторопилась... - с улыбкой произнес отец.

- Папа, но это не имеет никакого значения. Все равно исход наших отношений ясен. Будут письма, телефонные звонки, да и то все продлится недолго, отсекут. А сюда он приехать не может, и зазывать я его не буду! - Я решила сразу расставить точки над "i", чтобы никому неповадно было спекулировать на моих чувствах.

- Времена изменились, и я думаю, что вы сможете переписываться, да и о будущем стоит подумать, а вдруг он приедет, не испугается, коль такая любовь... Его здесь не тронут! Не те времена, да и люди другие, более умные.

Меня пронзили эти слова отца, потому что под словами "другие времена" и "другие люди" подразумевался КГБ.

- Нет! Этого не будет никогда! Я не смогу подвергнуть ни Никиту, ни его семью хоть малейшему риску! - Мой тон был решительным и резким. Отец, зная меня, понял сразу серьезность моих слов и больше к вопросу о приезде Н.К. не возвращался ни разу.

Так и не знаю, кем был разработан план всей дальнейшей операции. Может быть, наш свежий, первый разговор послужил основой всего дальнейшего. Может быть, отец, зная меня, мой твердый характер, неумение лукавить, сам подсказывал им сценарий постановки. И может быть, он по своей авантюрности понял, насколько счастливый случай открывается ему в перспективе выезда на Запад, минуя женитьбу на бедной Ирине Бриннер. Я стала ему для этой операции замечательным объектом эксперимента, с интересными перспективами "челночных" поездок. Думаю, что решение приобщить дочь, умницу, к намеченному, да так, что она ничего не поймет, а когда поймет, будет поздно, зародилось в его голове именно в тот момент. Ирину с ее театральной любовью можно послать подальше, она больше не нужна, а иначе хлопот не оберешься! Пишу так, потому что все последующие события начали вырисовываться именно в этом ключе. За столиком московского кафе, пока я проливала слезы, радуясь отцовскому сопереживанию и доброте, а Никита "там" ни о чем не подозревал, зарождалась операция "НК=NK", своего рода "Восток-Запад".

* * *

По возвращении в Ленинград я решительно продолжила свой бракоразводный процесс. В мое отсутствие супруг не проявлялся, я изыскала его в Харькове, предложила не упрямиться и согласиться на обусловленные сроки. Он неожиданно прилетел, стал требовать объяснений и заявил, что разводиться со мной не хочет. И все-таки наш развод состоялся. Как ни печально говорить об этом, но решающим стимулом в разводе был материальный фактор. Выкуп сына и личной свободы стоил мне машины и гаража.

В наших разговорах с Никитой мы были откровенны, но многое он о себе не рассказывал; чутьем я понимала, что так надо и что это только на пользу мне. Со своей стороны, я не могла рассказать Никите о своих подозрениях по поводу отца. Мне было стыдно и страшно говорить ему об этом. А вдруг он не поймет, оттолкнет, оскорбит или, самое ужасное, начнет подозревать меня!