Русская Швейцария

Николай Станкевич продолжает традицию и пишет родителям 23 сентября 1839 года: «Дождь был первой достопримечательностью, которая меня встретила. Город, и без того некрасивый, в эту мрачную погоду еще менее способен нравиться. Улицы узки и кривы, тротуары дурны, нечем повеселить глаз. Только одна площадка перед собором, с которой открывается Рейн, за ним часть Шварцвальда и начало Швейцарских гор по эту сторону, – только эта площадка вознаграждает за безотрадное странствование по всему городу. Собор, одна из примечательностей, которыми славится Базель, далеко не достигает красоты многих зданий этого рода, виденных мною прежде. Зато окрестность Базеля – очаровательна». Справедливости ради отметим, что город произвел на молодого человека столь удручающее впечатление потому, что здесь он надеялся увидеть свою знакомую Варвару Дьякову, однако встреча не состоялась. Уже из Флоренции он напишет ей: «Тяжело было тогда мое разочарование: я ехал почти с уверенностью встретить Вас там – и вдруг мне говорят, что Вы давно оставили Швейцарию…»

Для Федора Ивановича Тютчева Базель, наоборот, полон романтики. В письме Эрнестине 22 июля 1847 года он вспоминает свое пребывание в Швейцарии и, в частности, замечает: «Потом, знаешь ли, где я много думал о тебе? В Базеле, хоть это чуждые и, кажется, даже не знакомые тебе места. Был вечер. Я сидел на бревнах, у самой воды; напротив меня, на другом берегу, над скоплением остроконечных крыш и готических домишек, прилепившихся к набережной, высился базельский собор, и всё это было прикрыто пеленою листвы… Это тоже было очень красиво, а особенно Рейн, который струился у моих ног и плескал волной в темноте».

Город поэта резко отличается от города революционного публициста.

«…единственное художественное произведение, выдуманное в Базеле, представляет пляску умирающих со смертью, кроме мертвых, здесь никто не веселится, хотя немецкое общество сильно любит музыку, но тоже очень серьезную и высшую». В этом отрывке Герцен имеет в виду фреску в крестовом ходе церкви Предигеркирхе (Prädigerkirche), знаменитую «Пляску смерти» (Totentanz). Средневековая крытая галерея была уничтожена в 1805 году, так что если Карамзин еще любовался работой художников XV столетия, то Герцен знал эту фреску только из книг. Теперь на этом месте маленький сквер.

Сильные впечатления уносит с собой после пребывания в Базеле Достоевский. Базельские переживания находят отражение в его «швейцарском» романе «Идиот». Писатель с молодой супругой Анной Григорьевной приезжает в этот город из Германии вечером 23 августа 1867 года и останавливается на берегу Рейна в гастхофе “Tête d’Or” (находился по адресу: Schifflände, 3, дом был снесен в 1904 году). На следующий день молодожены отправляются осматривать город по следам Карамзина – посещают Мюнстер, ратушу, музей на Аугустинергассе (Augustinergasse), где выставлены работы Гольбейна.

«По дороге в Женеву мы остановились на сутки в Базеле, – вспоминает Анна Григорьевна, – с целью в тамошнем музее посмотреть картину, о которой муж от кого-то слышал. Эта картина, принадлежавшая кисти Ганса Гольбейна (Hans Holbein), изображает Иисуса Христа, вынесшего нечеловеческие истязания, уже снятого со креста и предавшегося тлению. Вспухшее лицо его покрыто кровавыми ранами, и вид его ужасен. Картина произвела на Федора Михайловича подавляющее впечатление, и он остановился перед нею как бы пораженный. Я же не в силах была смотреть на картину: слишком уж тяжелое было впечатление, особенно при моем болезненном состоянии, и я ушла в другие залы. Когда минут через пятнадцать-двадцать я вернулась, то нашла, что Федор Михайлович продолжает стоять перед картиной, как прикованный. В его взволнованном лице было то как бы испуганное выражение, которое мне не раз случалось замечать в первые минуты приступа эпилепсии. Я потихоньку взяла мужа под руку, увела в другую залу и усадила на скамью, с минуты на минуту ожидая наступления припадка. К счастью, этого не случилось: Федор Михайлович понемногу успокоился и, уходя из музея, настоял на том, чтобы еще раз зайти посмотреть столь поразившую его картину».

В романе «Идиот» копия этого полотна висит в квартире Рогожина. В примечаниях к роману Анна Григорьевна снова пишет о том потрясении, которое пережил Достоевский в Базеле перед работой Гольбейна: «Она страшно поразила его, и он тогда сказал мне, что “от такой картины вера может пропасть”».

На замечание Рогожина, что он любит смотреть на эту картину, Мышкин в романе реагирует, как его автор: «На эту картину! – вскричал вдруг князь, под впечатлением внезапной мысли. – На эту картину! Да от этой картины у иного еще вера может пропасть!»

Базельский музей с его знаменитым собранием служит своего рода притягательным магнитом для приезжих русских. К концу века это притяжение особенно усиливается из-за картин Беклина, кумира тогдашнего художественного мира. Так, отправляясь с молодой женой в свадебное путешествие из Германии в Италию в 1894 году, художник Александр Бенуа специально останавливается в Базеле на три дня в уже упомянутой гостинице “Drei Könige”. Молодым не везет с погодой – всё время льет дождь, но в просветы они бросаются в город, в музей, «в котором нас особенно притягивало наше тогдашнее божество – Арнольд Беклин. Однако, к нашему собственному удивлению, мы получили более глубокое впечатление не от его картин… а от картин и рисунков Гольбейна, Урса Графа, Никлауса Мануэля Дейча. Особенно нас поразили жуткие загадочные произведения последнего». В начале июня 1899 года двое суток проездом из Женевы и Лозанны в Россию проводит в городе Гольбейна Владимир Соловьев. Окрестности Базеля не только Карамзина заставляют пасть на колени на берегу Рейна, но даже мирят со Швейцарией Александра Блока, который от этой страны вовсе не в восторге. В письме матери 15 июня 1909 года он описывает свои впечатления: «А какая мерзость – Швейцария, которую мы перерезали всю! Хорошо только в туманах St. Gothard’a и в туннеле, и еще в сказочной стране на границе с Лотарингией и Баварией, где Рейн еще узок и Шварцвальд занимает бесконечное пространство – вблизи от Базеля».

Г. Гольбейн Младший. «Мертвый Христос»