Русская трагедия. Дороги дальние, невозвратные

По дороге Галя мне созналась, что мы идем к ее двоюродной сестре, живущей с каким-то очень интересным шведом. Их жизнь была сплошная богема. Их постоянно навещали артисты, художники, писатели и другие простые смертные, поклонники Мэгге. Когда мы позвонили в квартиру большого нового здания, нам открыла дверь молоденькая, стройная девица. Это была Мэгге. Прехорошенькая, тонкая, изящная, с раскосыми глазами, с челкой на широком лбу. Волосы ее были светло-русы, очень коротко подстрижены сзади, она походила скорей на шаловливого ребенка, чем на взрослую особу, живущую открыто с чужим мужчиной. Она поздоровалась со мной, как будто мы давно были знакомы. «Я много слышала о вас от Гали, я знаю вас», – сказала она, приветливо улыбаясь. Папиросу она курила как-то особенно непринужденно, не затягиваясь. Она ввела нас в комнату, где толпилось много народу. Самый красивый мужчина был друг Мэгге, Жорж Маяш. На вид ему было лет тридцать. Он был очень симпатичный, с открытым, добродушным лицом. Он обожал Мэгге и постоянно твердил: «Это первый девушка, который не хочет замуж идти. Предпочитает играть свободную любовь». Оказалось, что он только и думал о законном браке, но Мэгге настаивала на свободном, уверяя всех, что она так вполне счастлива. Жорж усиленно изучал русский язык, который с трудом одолевал.

Еще двое мне были представлены: один – высокий, голубоглазый, фамилия его была Дейтш; другой – блондин в очках, с прищуренными глазами. Его лицо мне сразу показалось знакомым, я напрягала память, стараясь вспомнить, где я его встречала. Он назвал свою фамилию: Залеманов. Я тотчас же вспомнила, что он постоянно, еще будучи мальчиком, гостил у нашей соседки по Раздолу, Тхоржевской. У нее был сын Вася одних лет с Залемановым. Зимой они оба учились в гимназии в Петербурге. Я сразу же ему напомнила, где мы встречались; он очень удивился. «Но я бы вас никогда не узнал, я помню маленького степного дичонка, вдруг вижу совсем взрослую девицу». Мы сразу же вошли в общую атмосферу и приняли участие во всех разговорах. Анекдоты сыпались один другого острее, курили все без конца. Залеманов читал французские стихи, неизвестно кому посвященные. Я заметила, что у него очень хорошее произношение. Он так же с детства изучал иностранные языки, как и я.

Когда я сказала ему, что окончила Павловский институт, он пристально посмотрел на меня и сказал: «Позвольте, у меня есть большой друг детства, тоже ваша павловская; ее выгнали за громкое поведение и слишком тихие успехи. Не ваша ли подруга?» Он назвал фамилию Клевезаль. Мне нетрудно было вспомнить красавицу Лялю, с которой мы пробыли действительно до второго класса. Затем ее уволили. Это был настоящий чертенок, а не девочка. Высокая, стройная, с черными волосами, глаза ее были зеленовато-синие, гипнотизирующие всех, с особенно длинными ресницами, с какой-то дьявольской улыбкой. Она всегда была полна задора и буйного веселья. Я давно потеряла ее из виду; теперь же заинтересовалась, где она и что с ней. «Да она здесь, в Петербурге, – сказал мой собеседник. – Она учится танцевать, все больше характерные танцы, но и веселится изрядно. Между прочим, ее мать умерла в доме умалишенных. Отец женился на простой финке и живет в Гельсингфорсе». Я тотчас же дала свою карточку Залеманову и просила передать моей бывшей подруге. Почти весь вечер проговорили мы о ней.

Вышли мы поздно; он пошел меня провожать. Ночь была ясная, морозная; я любила бродить по городу в такие ночи. «Вспомним детство, называйте меня Шурой, а я вас Ниной», – сказал он мне, пожимая руку. В нем было что-то особенное, незнакомое мне, чего я совершенно не замечала в былые ранние годы. Всегда насмешливая улыбка, казалось, прятала какую-то заднюю мысль. Его глаза смотрели проницательно, как будто все видели и понимали. Мы почти дошли до огромной арки моего подъезда, когда Шура мне сказал: «Мне вовсе не следовало давать ваш адрес Ляле, право». – «Почему?» – удивилась я. «Потому что закрутит она вас в такой водоворот, от которого вам лучше быть подальше». Я расхохоталась, вот еще нашелся попечитель. «О чем вы беспокоитесь? И какое вам до всего этого дело?» – «Я чувствую, что вы совсем не такая, как все ваши подруги, вы случайно забрели сюда». – «Нет, не случайно, – ответила я убедительно. – Я учусь в драматической школе, я должна знать жизнь со всем ее разнообразием». – «Да, но Ляля вам ее покажет с такой стороны, что вы могли бы обойтись без этого». – «Мне безразлично, мне надо жить так, чтобы ни о чем не задумываться, все новое, даже плохое, меня тянет к себе».

У подъезда мы расстались, обещая снова скоро встретиться. Он дал мне свой телефон и сказал, что служит в Министерстве земледелия. Долго не могла я уснуть, почему-то он оставался в моих мыслях, старалась разобраться почему. У него наружность была малоинтересная; роста он был небольшого. Редкие волосы, неправильные хищные зубы. В манерах была особенная кошачья мягкость. В его улыбке было все же что-то привлекательное.