Этот вопрос задавали и левые депутаты Третьей Думы, видевшие, как изменилось настроение клириков после 3 июня. При очередном обсуждении сметы духовного ведомства в апреле 1909 г., придерживавшийся левых взглядов депутат Н. В. Розанов, вспоминая закон 3 июня, указывал на создание правительством особого ценза мелких землевладельцев, «при помощи которых [оно] ввело в Государственную Думу 45 священников и двух епископов. Когда совершен был этот переворот с нарушением Основных Законов, – напомнил Н. Розанов, – многие служители Церкви оправдывали его и служили благодарственные молебны. С 3 июня наше духовенство совершенно окунулось в политическую борьбу и всецело в руках правительства»[694]
.Формально депутат был прав: православные клирики в течение всей своей думской деятельности активно отстаивали интересы Православной Церкви, участвуя в политических дискуссиях. Однако в Третьей Думе так и не сложилось специальной «церковной» фракции, хотя власти вовремя услышали предложение выделить православных клириков в особую курию избирателей[695]
. Правые церковные публицисты приветствовали эту идею, прекрасно понимая, что «выделение» поможет избежать появления в Таврическом дворце «левых» священников. Осенью стало ясно, что представители Церкви не могут рассчитывать на получение более 40–50 голосов. Хотя сторонники «церковного представительства» надеялись получить больше, но и достигнутое можно было считать победой.2 ноября 1907 г. священники, избранные депутатами Третьей Государственной Думы, представились столичному митрополиту Антонию[696]
. Видимо, на этой встрече пастыри рассказали владыке, что пришли к решениям: в отдельную «клерикальную» фракцию не обособляться, подготовленные для выступления доклады предварительно показывать остальным членам корпорации, избегать выступлений, роняющих сан и авторитет священника, регулярно встречаться, участвовать во всех комиссиях Государственной Думы, прежде всего в вероисповедной, народного просвещения, бюджетной и аграрной.Среди избранных было два епископа – Холмский Евлогий (Георгиевский) и Гомельский Митрофан (Краснопольский), в 1919 г. ставший жертвой «красного террора». Святейший Синод отвел для депутатов покои на Кабинетской улице столицы, в здании Митрофаньевского подворья. Там проживали епископы-депутаты и были комнаты для 10–12 священников. «Мы сообща разрабатывали законопроекты, привлекая, когда надобилось, известных канонистов и профессоров, – вспоминал позднее митрополит Евлогий. – По праздникам и воскресным дням, довольно торжественно, соборне совершали богослужение, привлекая массу богомольцев»[697]
. Епископ Евлогий был избран председателем вероисповедной комиссии, а епископ Митрофан – членом комиссии по делам Православной Церкви, которую возглавлял будущий «революционный» обер-прокурор Святейшего Синода В. Н. Львов. Кроме того, преосвященный Митрофан был и председателем комиссии по борьбе с пьянством.Половина мест в комиссии по делам Православной Церкви принадлежала клирикам (18 человек из 33-х). Из 33-х членов комиссии по вероисповедным вопросам священников было двенадцать. Часть депутатов, как духовных лиц, так и светских (например, известный адвокат Ф. Н. Плевако) состояла в обеих комиссиях[698]
. В первые же дни работы Третьей Государственной Думы некоторые известные церковные публицисты поспешили дать священникам-избранникам свои рекомендации. Среди них был и Л. А. Тихомиров, глубоко убежденный в том, что «духовенство, пригодное к общественной деятельности, не должно иметь других партий, кроме своего церковного круга». Тихомиров полагал, что разбитые по различным политическим партиям, священники совершенно утратят самостоятельное значение. Он решительно высказывался за фракционное объединение духовенства, считая это основным вопросом для работоспособности клириков в парламенте[699].Однако скоро стало ясно, что отсутствие фракции никак или почти никак не скажется на совместной деятельности думцев-священников. Эта уверенность питалась прежде всего тем, что по политическим симпатиям избранные в Государственную Думу клирики оказались достаточно близки друг к другу. Более 34 депутатов принадлежали к правым, националистам и тому подобным группам, шесть депутатов – к октябристам и только четыре клирика могли условно считаться «левыми», поскольку принадлежали к прогрессистам. Это «поправение» уже тогда, в эпоху думской монархии, резко критиковалось либерально настроенными современниками, заявлявшими о пресловутой «реакционности» православных священников. После прихода к власти большевиков, для большинства отечественных историков это мнение стало хрестоматийным и не подвергалось обсуждению.