Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.)

Негативное восприятие Распутина-«старца» представителями русской интеллигенции было не самым страшным последствием для страны (и, следовательно, для Православной Церкви). Опаснее было иное – отношение к Распутину в народной среде. Представляя 27 декабря 1916 г. доклад о роли Распутина, депутат Государственной Думы В. А. Маклаков отметил: «Сейчас в умах и душах русского народа происходит самая ужасная революция, которая когда-либо имела место в истории. Это не революция, это – катастрофа: рушится целое вековое миросозерцание, вера народа в царя, в правду его власти, в ее идею как Божественного установления. И эту катастрофическую революцию в самых сокровенных глубинах души творят не какие-нибудь злонамеренные революционеры, а сама обезумевшая, влекомая каким-то роком власть». Отмечая, что власть ужаснулась бы, узнав, каким языком говорит деревня, облекая зерно истины «в невероятные одежды легенды», – Маклаков предрекал ужас грядущей революции: «это будет не политическая революция, которая могла бы протекать планомерно, а революция гнева и мести темных низов, которая не может не быть стихийной, судорожной, хаотичной»[967].

Спустя почти год после убийства Распутина, в дни захвата большевиками власти в Петрограде, член Поместного Собора князь Е. Н. Трубецкой высказал удивительно глубокую мысль, которую вполне можно считать пророческой. В разговоре с одним из иерархов он заметил, что легион бесов, совсем недавно сидевших в одном Распутине, после его убийства переселился в стадо свиней. Стадо, констатировал князь, на наших глазах бросается в море: «Это и есть начало конца русской революции»[968].

Таким образом, Распутин стал знаковой фигурой и для Российской империи, и для Православной Российской Церкви, вступившей в 1917 год с грузом необоснованных обвинений и нерешенных внутрицерковных проблем. Уже после отречения императора, 25 марта 1917 г., вспомнив о Распутине и пересказав легенду об отпевании сибирского странника «соборне» митрополитом Питиримом, З. Н. Гиппиус так определила главную проблему старой власти, обостренную близостью «старца» к царскому престолу: «Безнадежно глубоко (хотя фатально-несознательно) воспринял народ связь православия и самодержавия»[969].

Глава 5. Революционный слом

§ 1. Православная Церковь и Февральская революция 1917 г.