Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.)

Обновленная приходская жизнь вела к расширению пастырской деятельности и, следовательно, вызывала потребности в пастырских собраниях. Святейший Синод в определении от 18 ноября благословлял «по мере надобности» созывать такие встречи «в пределах благочиний, уездов и епархий, для обсуждения возникающих вопросов пастырской деятельности». Предполагалось в случае необходимости приглашать на эти собрания и мирян из числа лиц, входивших в церковно-приходские советы, приходские попечительства и братства. Но стать обязательными постановления собраний могли лишь после утверждения местным преосвященным[381].

Определение вызвало широкий отклик в церковной прессе и стало предметом обсуждения для всех, кто интересовался реформой прихода. Уже в ноябрьских «Прибавлениях к Церковным ведомостям» была помещена статья, приветствовавшая вышедшее определение. Неизвестный автор полагал правильным включение точного регламентирования приходского строя в задачу предстоявших соборных занятий. «Но если приходу суждено получить и гражданское значение в качестве мелкой земской единицы, – говорилось далее, – тогда этот вопрос потребует разработки в высших государственных учреждениях; это – дело компетенции будущей Государственной Думы»[382].

В конце ноября на определение откликнулся философ и публицист В. В. Розанов. Особых восторгов по поводу принятых мер он не проявлял. Розанов видел в определении попытку разрешить сложный вопрос чисто канцелярскими способами. Возрождение прихода, по его мнению, было невозможно без возвращения ему исконной самостоятельности, восстановления его в прежних общественных и имущественных правах. Ревнители возрождения церковно-общественной жизни, полагал публицист, «видят в такой организации не одну из целей, преследуемых государственной властью, а средство для создания такой могучей силы, которая окажется способной перевоспитать общество»[383]. Розанов развел два часто смешивавшихся определения прихода: как действенной ячейки церковного тела и как церковной единицы, используемой государством в своих целях.

Впрочем, как бы не оценивались принятые Святейшим Синодом меры, большинство писавших о приходе выражало радость по поводу того факта, что вопрос стал, наконец, решаться. «Прежде, чем приступить к преобразованию всей Церкви Русской, – писал епископ Таврический Алексий (Молчанов), – нужно сначала устроить приход»[384].

О важности приходского вопроса писал в то же время известный знаток вопроса, религиозный публицист А. А. Папков. Сопоставив манифест 17 октября 1905 г., закон об устройстве церковно-приходских собраний и советов православных приходов в Финляндии (от 4 декабря), а также определение Святейшего Синода от 18 ноября по вопросу об устроении церковно-приходской жизни в России, он пришел к выводу, что православный приход «является восстановленным по крайней мере в своих существенных чертах». Папков полагал, что даровать приходу статус юридического лица достаточно легко: все дело в трактовании соответствующего закона (ст. 683, т. X Свода Законов), в котором перечислялись юридические лица. Это перечисление, был убежден публицист, подчеркивало тот факт, что закон не имел исчерпывающего характера. Гораздо принципиальнее разработать обще-приходской устав[385].

Обращение к приходской проблеме показывало, что Святейший Синод прекрасно понимал необходимость проведения церковных реформ, для чего было необходимо созвать Поместный Собор. В условиях революции надежды на него то возрастали, то падали. Чем активнее выступала «улица», тем пессимистичнее выглядели настроения даже активных сторонников Собора. К примеру, в конце ноября 1905 г. Волынский епископ Антоний писал Б. В. Никольскому: «Никакого Собора мы не дождемся, как не дождемся и Думы. Впрочем, дай Бог, чтобы я ошибался»[386]. Такой же пессимизм разделял и Л. А. Тихомиров, в середине декабря 1905 г. записав в дневнике, что ему не верится «в этот Собор»[387].