Каковы же были устремления этой группы? В организации церковного управления живая церковь поставила своей целью преобразовать епископат: 1) из монашеского сделать его белым, 2) свести епархиального архиерея на степень почетного представителя церкви. Руководящую роль в управлении должны играть пресвитеры. Форма церковного управления должна быть коллегиальной, и большинство мест в коллегии должно принадлежать пресвитерам. Сверх того, живая церковь стремилась оградить белое духовенство от влияния мирского элемента в приходе, освободив его от зависимости со стороны приходских советов. Живая церковь усиленно подчеркивала свою не только лояльность к советской власти, но и свое сочувствие, как к самому перевороту, так и всему делу социалистического строительства. Оставаясь в области церковно-организационных вопросов, легко усмотреть сословный уклон в смысле полного удовлетворения сословных чаяний белого клира.
Что же из себя собственно представляла «живая церковь»? Она была как бы церковной партией, но в то же время захватившей церковную власть. Живая церковь немедленно приступила к проведению в жизнь своей программы, помимо собора и всех канонически правильных форм церковного законодательства. Проф. Титлинов в своей брошюре, стараясь определить существо живоцерковного движения, приходит к следующему выводу: «Но если новое церковное движение нельзя назвать реформационным, то его можно и должно назвать революционным. Так его называют сами деятели движения, и такое определение представляется нам наиболее подходящим».[10]
Итак, «живая церковь» – революция в церкви. Что касается методов действия, то это определение, до известной степени, правильно, и они могут быть названы революционными, ввиду того что власть получили путем захвата. Но при этом сам захват произошел путем обмана Патриарха и церковного общества, которому старались внушить мысль о том, что Патриарх передал власть представителям живой церкви. Значит, и в этом отношении нет ни открытой борьбы, ни дерзновения. Обращаясь же к существу дела и главным устремлениям живой церкви, мы видим, что все эти устремления носят ярко выраженный сословный характер. Они совсем не прогрессивного свойства, и я бы сказал, не носят в себе и разумного церковного консерватизма, но ярко выраженную «поповскую реакцию» против реформ, созданных законодательством Поместного Собора 1917–1918 гг. За революционными выкриками и истерией самая черная реакция, стремящаяся превратить церковь в привилегию белого клира: управлять, эксплуатировать остальное церковное общество. Реакционным это движение оказалось и в деле организации церковной власти, возвращая ее по существу к синодальным формам управления.
По окончании собрания живоцерковная делегация посетила митрополита Агафангела в Ярославле. После отказа его следовать указаниям живой церкви, ему нельзя было и думать выехать в Москву. Но зато эта делегация вывела митр. Агафангела из состояния бездеятельности, и он по поводу всех происшедших событий обратился с особым посланием к церковному обществу.[11]
Одновременно с этим посланием было разослано постановление Патриаршего Синода по поводу недоуменных вопросов, возникших в среде верующих в связи с происходившими событиями. Эти два документа сыграли большую роль в организации верных сынов Патриаршей Церкви.
Своим посланием митр. Агафангел призывал верующих хранить единение веры и строго держаться церковного предания, осуждая усилия новых людей, стремящихся антиканоническим путем ввести преобразования в церкви. Митр. Агафангел призвал архипастырей к самостоятельному управлению епархиями, и только в сомнительных случаях просил обращаться к нему. Сущность этого послания совершенно ясна. Осуждение живоцерковников и призыв к единению.