Даже тогда, когда рукоположение было совершено в Константинополе, епископ обязан был испросить благословение у Русского митрополита на свою деятельность. Во второй половине XII века ясно определилось политическое преобладание с.-в. Руси. Кн. Андрей Боголюбский с далекого севера распоряжался Киевским столом и держал на нем князей в своей воле. Политическое преобладание с.-в. Руси внушило мысль этому князю завести во Владимире, его стольном городе, митрополита. Он отправил ходатайство в Константинополь об этом, а затем – для рукоположения некоего Феодора. Патриарх отказал в этой просьбе князю, ссылаясь на то, что противно канонам разрывать единство Русской митрополии, и посвятил Феодора только во епископа г. Владимира. Еп. Феодор, гордый своим поставлением в Константинополе, чувствовал себя свободным от подчинения Русскому митрополиту и не поехал в Киев за благословением. Тогда митрополит послал грамоту во Владимир с увещанием: не признавать Феодора. Население г. Владимира подчинилось распоряжению митрополита. Феодор пришел в такую ярость, что затворил во Владимире все церкви и принялся преследовать своих противников. Несмотря на свое политическое могущество, Андрей Боголюбский также подчинился распоряжению и выдал самого Феодора митрополиту Константину. Еп. Феодор был обвинен и заточен на Песий остров. Так реагировали и
С перенесением митрополии на север не только сохранилось, но и усилилось значение митрополитов. В «настольных грамотах» епископы обязывались во всем повиноваться «первосвятителю», являться к нему на суд и на собор, величали его «отцом».
С конца XVI в., когда русская церковь стала вполне самостоятельной и глава ее получил титул патриарха, власть «начальствующего епископа» не только не умалилась, но еще более возросла. В конце XVII столетия проектировалось создать митрополичьи округа и подчинить епископов еще власти окружных митрополитов, о чем в наше время так мечтают отщепенцы разных толков. Однако собор русских епископов в 1682 году отверг это предложение из боязни, чтобы «в архиерейском чине распрей и превозношений не явилось». Члены этого собора, без сомнения, оказались дальновиднее, чем многие из современных нам церковных реформаторов.
В начале XVIII века с заменой патриарха «духовной коллегией» значение высшей церковной власти перешло к Святейшему Синоду. Все русские епископы перед хиротонией давали клятву о полном подчинении этому учреждению: в противном случае, как говорилось в присяге, лишались благодатных даров, сообщаемых в таинстве хиротонии, т. е. переставали быть священнослужителями.
С восстановлением патриаршества в Русской Церкви снова появляется «первый епископ», которому и усваивается титул «Святейшества, Великого Господина и Отца». Постановлениями Собора 1917–1918 гг., может быть, не вполне выпукло, но все же достаточно определенно очерчены роль и значение «первоиерарха» Русской Церкви. Являясь равным всем епископам по сану архиерейства,
Патриарх один созывает соборы, председательствует на них, сносится с автокефальными церквями, как от имени собора, так и своего собственного, имеет право помилования и сокращения сроков церковных наказаний. Ему одному предоставлено право обращения ко всей Русской Церкви с учительными и пастырскими посланиями и право подачи советов всем архиереям по поводу их личной жизни и исполнения ими архипастырских обязанностей. Патриарх имеет право посещения епархий, он принимает жалобы на архиереев, дает им ход и заботится о своевременном замещении кафедр. Решения дел в самих высших органах происходят не иначе, как по благословению патриарха.
Исключительные обстоятельства переживаемого времени вызвали, как мы знаем, в конце октября 1920 г. постановление соединенного собрания Св. Синода и Высшего Церковного Совета, согласно которому патриарху было предоставлено право лично решать дела, относящиеся к компетенции этих учреждений, и даже указывает учреждения и лиц, которым патриарх передает решения подобных дел.