Русская Вандея

Лошади еле плелись по неудобопроходимому пути. Бог знает, когда их выгнали со дворов и когда кормили досыта последний раз. Подводы то утопали в рытвинах, изъевших путь, то выскакивали на бугры. Беспрерывно происходили катастрофы. Через час пути обоз уже растянулся на много верст. Повозки одних учреждений втерлись в другие.

Наш скорбный путь на липком снежном вихре освещали зловещие сполохи, которые то и дело окровавливали небо над Новочеркасском. Это на Хутунке, в военном предместье города, взрывали цистерны с бензином.

К утру мы добрались только до Аксайской станицы, расположенной посредине дороги между Новочеркасском и Ростовом, на самом берегу Дона. Весною здесь ловят в изобилии «суду», – так в Приазовье величают северного судака. Станцию забили поезда – товарные, санитарные, агитационные и всякие другие, в том числе бронепоезд «Генерал Гусельщиков».

Плохо верилось, чтобы им удалось пробиться в Ростов. В Аксайской обозы стали переправляться на другой берег. Оттепель порядком испортила зимнюю одежду Дона Ивановича. Чтобы волна повозок не проломила лед, установили очередь. Благодаря этому, произошла заминка в движении.

От переправы дорога идет к станице Ольгинской по дамбе, длиною в 7 верст. Этим же путем в феврале 1918 года ген. Корнилов уводил из Ростова в степи свою крошечную армию, разросшуюся потом в Доброволию.

К полудню нас обласкало солнышко. Стало веселее, несмотря на бессонную ночь. Повеселел и мой мерин, впрочем больше оттого, что дорога по дамбе была в полном порядке. Иногда он пускался рысью, и я имел возможность то отставать, то уезжать вперед от своего учреждения.

– Какой части? – спрашиваю довольно плотного, бородатого мужчину, в английской шинели, но в шляпе. Он ехал саи-друг с казаком-возницей в недурном тарантасе.

– Управляющий канцелярией епископа Гермогена, священник Андроник Федоров, – не без важности отрекомендовался он мне.

– А где владыка?

– Владыка впереди.

Вместе с всевеликим отступал и его духовный пастырь. Хотя донским архиепископом считался еще со времен царей престарелый Митрофаний, а Гермоген носил лишь титул епископа аксайского, но викарий, как владыка «своего донского корня», играл первую скрипку на Дону. Митрофаний не появлялся на официальных торжествах. Его бы и в самом деле «сковырнули», но он не проявлял никакой активности и не претендовал на почет.

За свое смирение он получил награду. Теперь, когда всевеликое должно было бежать, Митрофаний, почти не якшавшийся с донскими властями, преспокойно остался на месте. Он не прогадал. Советская власть его не тронула. «Сковырнула» его лишь через два года живая церковь.

По обе стороны высокой дамбы расстилается снежная равнина, на которой кое-где чернеют кусты. Весной ее заливает вода, и тогда между Новочеркасском и Ольгинской образуется море.

– Какой части? – снова спрашиваю, на этот раз строевого казака, который кормил своего коня хозяйским сеном во дворе домика путевого сторожа.

– Мамонтовской. Что это не Круг кружится?

– Войсковой штаб. Круг уехал с атаманом «самоопределяться» на Кубань.

Казак смачно выругался.

– Что ж «хузяева» на фронт не пожалуют? Там братва налила бы им сала за воротник.

– А ты сам чего не на фронте? Драпаешь?

– Так их душу так, я сам себе враг, что ли? Круг в тыл, войсковой штаб в тыл, так и я с ними. Была нужда воевать до победы!

При переправе в штабной обоз еще больше влилось посторонних повозок. Я обгоняю какую-то не то саперную, не то техническую часть, – судя по знакам на погонах. Тут пеших нет, что служит признаком фронтового учреждения. Офицеры довольно интеллигентного типа, – совершенная редкость в это время.

– Какие последние вести с фронта, что там происходит? – спросил я одного средних лет капитана в поддевке. – Неужели наши армии разгромлены окончательно?

– Разгромлены – не разгромлены, а только дальше воевать нечего. Эта война какая-то бессмыслица.

Я осадил своего россинанта и вопросительно поглядел на крамольника.

– Да, да! – продолжал он нервно, словно вопрос касался его самолюбия. – Во имя чего и кого воевать? Чтобы Шкуро в 30 лет дослужился до чина фельдмаршала? Чтобы Деникин прославился, как Александр Македонский? Для блага спекулянтов? Казачьи политики кричат о защите древних казачьих вольностей, а кому они нужны, эти допотопные вольности? Казакам нужно лишь закрепить за собой свои земельные наделы. Так ведь они двадцать раз могли бы сами договориться с большевиками, не вмешайся в станичную потасовку разные Бычи и всякая прочая отрыжка керенщины. Этим нужна была казачья государственность, чтобы тешить свое самолюбие.

Я не стал отстаивать чуждых мне казачьих политиков, но заикнулся про ужасы советского режима, о которых везде трубили.

– Этих криков, подлинно, хоть отбавляй! А знают ли, хотят ли здесь знать Совдепию? Кто из здешних мудрецов занялся всерьез изучением советского законодательства? Анекдотики преподносят нам целый год господа журналисты, это мы сразу видим. Как знать, а вдруг у нас не только не лучше, а хуже, чем у них?