Русская Вандея

В Екатеринодаре происходило вавилонское столпотворение. Через весь город, с востока на запад, уже пятый день тянулась бесконечная лента обозов. Преобладали калмыцкие кибитки. Все население Сальского округа по приказу своего «бога», окружного атамана ген. Рындина, снялось с мест со своим скотом и домашним скарбом и бросилось в неведомую даль. Екатеринодарцы с изумлением смотрели на желтолицых детей степи, в которых теперь проснулся дух предков-кочевников.

Необычайное зрелище сейчас же нашло отражение в местной прессе. Его воспели даже в стихах:

Вчера у нас был карнавал,
Какого, смею поручиться,
Париж ни разу не видал,
Не наблюдали Рим и Ницца.
По нашим улицам ползли
Коврами крытые кибитки
И в край неведомый везли
Детей, и женщин, и пожитки.
Неся с достоинством горбы,
Верблюды плыли вереницей;
За каждым шел, сойдя с арбы,
Его хозяин желтолицый.
Куда стремится этот люд,
В какую весь, в какую землю?
За всех ответил мне верблюд:
– Я коммунизма не приемлю.

На другой день я разыскал Н.В. Чайковского. Он приехал из Парижа и жил в одной квартире с молодым полковником Павловским, бывшим соратником ген. Перхурова по организации ярославского восстания и будущим сподвижником Савинкова по формированию повстанческих отрядов на Украине.

– Представитель адмирала Колчака в Париже, – отрекомендовался мне Павловский.

Чайковский (иногда его звали «дедушка русской революции») встретил меня очень мило и просто.

– Моисей! – приходило в голову при виде этого старца, с большой окладистой бородой, так похожего на известную статую Микель-Анджело.

Но в нем уже угас вдохновенный огонь энтузиаста. Годы изгнания превратили старого революционера в спокойного кабинетного политика. Рассказав мне довольно подробно все перипетии борьбы с большевиками на севере, Чайковский о настоящем моменте ничего не сообщил, так как сам не особенно хорошо знал, что сейчас происходит в Архангельске.

– Знаю, что фронт дрогнул, и жду подробных сведений из Парижа. Когда я уезжал из Архангельска, там все обстояло благополучно.

– А, скажите, что теперь намерен предпринимать Деникин? Куда он денет эту полумиллионную армию беженцев и солдат? Почему бы не начать переговоры с большевиками? Опыт показал полное наше бессилие. Дальнейшая борьба вызовет только бессмысленные жертвы.

– Боже сохрани армию от таких взглядов, как ваши. В руках Деникина есть Крым. Наиболее боеспособные части армии можно перевести туда и продолжать начатое дело. Крым нам нужен как очаг, хотя бы самый маленький, для того, чтобы здесь тлела антибольшевистская искра. Надо, чтобы Европа видела, что русский народ не мирится с большевиками.

– А разве, Николай Васильевич, на севере местное население принимало какое-либо участие в белом движении? Приходится констатировать, что и здесь, на юге, широкие народные массы не шли за Деникиным.

Старик, вместо опровержения моих слов фактами, начал развивать такую теорию, по которой выходило, что русский народ исповедует эсэровский символ веры.

Тут я невольно вспомнил слова ген. Свечина, который, по возвращении в апреле 1919 г. из Парижа, в докладе Кругу так охарактеризовал Чайковского:

– Он не знает России и ее настоящего, так как сорок лет прожил за границей.

Эсэровщина вообще в данный момент выплыла на поверхность взбаламученного южно-русского моря, как неизбежный продукт разложения белого стана.

Деникин окончательно на все махнул рукой. В январе он еще хорохорился. Объявил даже войну Грузии только из-за того, что партия каких-то бродяг перешла границу.

Теперь он опустил вожжи и плыл по течению, заботясь только о том, чтобы в критический момент обеспечить пароходы «единонеделимцам» и своим «цветным войскам».

С навязанным ему южно-русским правительством он не имел никакой органической связи[310].

Эсэрствующим открылась, хотя и на короткое время, арена для обнаружения своих талантов. Они не пропустили случая. Погибающая русская Вандея в этот миг покрылась сверху эсэровской краснотой, столь же неестественной, как румянец на лице чахоточного.

В прежнее время Осваг беспрестанно сообщал, со слов «военнопленных» или «прибывших из России лиц», что в Совдепии народ жаждет твердой единоличной власти, желает выкупить помещичью землю и закрепить ее за собою с помощью гербовой бумаги и т.д. Теперь, с появлением на клочке Кубани демократического «общерусского» правительства, изменились и чаяния русского народа. Теперь, оказывается, подавай ему учредиловку, подавай землю безвозмездно и в придачу к земле подавай еще всякие демократические свободы.