Русская Венера

— Милая моя!. И это знакомо. Я готов всю зарплату отдать, только бы душу вы мне не выматывали. И так уж двоих за свой счет отправил — проходу не давали. Неужели и ты из породы попрошаек?

— Я не попрошайничаю, а прошу. Что же мне, топиться теперь, что ли? Мне недолго добежать до берега… Тогда что?

— Тогда ты уж никогда не сможешь работать на БАМе. Разговор окончен, все сказано, и бесповоротно. Будь здорова, кланяйся маме.

— Ее бы на вас напустить. Посмотрела бы тогда, что от вас осталось.

Зина оставила рюкзак и чемодан в девчоночьей палатке под присмотром дежурной и отправилась по дороге вслед за машинами в Постоянный поселок, строящийся в двух километрах от палаточного. Срезала угол по полю, где разгружались вертолеты, большой и маленький. Из большого вытаскивали ящики со стеклом, шифер, древесностружечные плиты, тюки с паклей. Из маленького — консервы, апельсины, яблоки, коробки с шоколадом и печеньем. Зина немного постояла, посмотрела, потому что не видела раньше вертолетов так близко. Грузчики торопили друг друга, покрикивали: «Давай, давай!», сияя пыльными, потными лицами, ни на минуту не замедлились до шагу, все бегом, бегом. «Это чтобы вертолет долго не стоял, — догадалась Зина. — За простой грузовика и то платят, а тут, наверно, каждая минута ой-ей сколько стоит». Почему-то ее так утешила собственная догадливость, что настроение немедленно улучшилось — в Постоянный поселок Зина входила с ожившей надеждой: «Еще все наладится».

Стояло несколько домов из бруса, в сторонке грудились несобранные передвижные домики, на бугре, ближе к сосняку, вытянулось почти готовое строение, по размерам подходившее для клуба, и для школы, и для столовой. И везде торчали из красновато-серой земли лиственные сваи в дегтярных потеках антисептики, точно некая босоногая толпа недавно перешла илистую речку.

В прохладном, влажно-хвойном воздухе Зина сразу учуяла запах масляной краски и обрадовалась ему, устремилась навстречу, как к близкому и давнему знакомому, найденному в чужом краю. Три девчонки при раскрытых окнах красили панели в кухне, стесненной громадной, неуклюже сложенной печью. Красить девчонки не умели: густо развели краску, и кисти шли туго, коротким мазком, не выкрашивая набранную краску. Черенки их девчонки обернули носовыми платками, чего настоящий мастер никогда не сделает. Неловко, и все равно не защищает руку от масляных веснушек. В углу стоял накатный валик — видимо, не пошел по густой краске.

— Девочки, здравствуйте. Можно, я вам помогу? — с нетерпением в голосе сказала Зина. — Прямо руки чешутся.

— Новенькая? Нет? Откуда перевели?

— Да ниоткуда. С самолета — и к вам. Ну, можно, покрашу?

— Так и быть. — Высокая, смуглая, с матово-синими глазами девчонка протянула ей кисть. — Побуду малость Томом Сойером.

— Сейчас, сейчас. Я без кисти. — Зина нагнулась, подлила в краску олифы из узкогорлого бидона, сноровисто, без всплесков, взяла валик, чуть тряхнула его, крутнула, одновременно окунула в краску; не уронив ни капли, развернула на стене ровную голубую ленту, плотно сошедшуюся с филенкой. Девушки опустили кисти, отошли. Зина, прикусив губу, быстро откатала одну стену, другую, третью.

— Вот разлетелась, — весело сказала высокая смуглая. — Правда что с самолета. Передохни, остынь, дымишься уж. Ты случайно не инструктор по малярному делу?

Присели на корточки у печки передохнуть. В самом деле, никто из девчонок до нынешней осени не держал в руках малярной кисти. Одна работала бухгалтером в тресте столовых, другая — воспитательницей детского сада. Высокая и смуглая, ее звали Асей, — крановщицей на стройке. «Недаром она больше всех мне понравилась», — Зина вздохнула.

— А я, девочки, маляр пятого разряда! — Зина опять вздохнула, пожаловалась на Бугрова, на невезучесть свою, удивилась в который раз, что на такой стройке ей не нашлось места. Девчонки сочувственно поддакивали и говорили: «Начало же. При начале всегда так».

— Прямо не знаю, что делать. От ворот поворот. Даже ночевать негде. Хоть под кустом.

Ася спросила:

— Добиваться будешь или сразу уедешь?

— Еще чего! Конечно, добиваться надо.

— Тогда так. С парома в Ключах сойдешь и прямо поднимайся на пригорок. Увидишь дом с зеленым палисадником — один там такой. Тете Фене, хозяйке, скажешь, что Ася прислала. Я у нее два месяца жила, пока не было места в палатках. Тетка хорошая, пустит.

— Асенька, золотая моя!

— Не унывай. Чуть чего — ты маляр. А маляры и в Казачинске и в Ключах нарасхват. В любом случае переждать сможешь.

— Да нет уж. Я на БАМ ехала. Маляры, Асенька, везде нарасхват.

— Тоже верно.

 

…Тетя Феня оказалась молодой, румяной, крепкой женщиной. Выслушав Зину, рассмеялась:

— Нашла тетю. Эта Аська — чудило, не могла ее отучить. Сколько тебе? Ну вот, а «тете» — двадцать пять. Смотри, не вздумай. А то уж мужик мой и тот смеется. Из лесу приедет, с улицы кричит: «Тетя Феня, баню топила?» Вон в боковушке жить будешь. Я и кровать не убирала. Ладно, ладно. Сколько сможешь, столько дашь. Я квартирантов не для денег пускаю, а из интересу. Кадры для БАМа берегу.

6