Русская война 1854. Книга пятая

— Я дам вам день прийти в себя, — продолжил царь. — Послезавтра вас позовут в Академию наук. Вы, кажется, хотели еще в прошлый свой приезд там выступить, вот и ответите на вопросы других ученых мужей. И поверьте, вопросов к вам накопилось немало. Также вам необходимо будет придумать, как помириться с моим братом, потому что отпускать вас, его врага, в ущерб репутации великого князя и семьи я не буду. Сможете, я буду ждать вас: попросите Николая, и он запишет вас на прием в тот же день.

И Александр отвернулся, показывая, что прием окончен.

Мы с Ростовцевым, которого, кажется, только что перевели от Константина ко мне, переглянулись и вышли в коридор. Да уж, задал Александр задачку, но то, что он оказался способен идти на сделки, уже было хорошо. Выступить в Академии наук — не сложно. Убедить упертого великого князя — уже придется попотеть, но, кажется, я знаю, что может вдохновить этого повелителя флотов.

Нарисую ему «Бисмарка» или «Ямато» — перед таким ни одно сердце не устоит.

[1] Если что, судя по дневникам и отзывам, молодой Лев Николаевич был весьма застенчив.

[2] На всякий случай напомним, что царь общается со своими поддаными на «вы», а вот к нему можно и нужно на «ты». Например, «государь, прошу тебя…». Или же официальное обращение: ваше императорское величество.

Глава 10

Александр II долго смотрел в закрытую дверь.

— Отец, как же невовремя ты ушел, — царь повернул к себе небольшой портрет, стоящий прямо на столе. Всегда рядом.

И ему нужна была поддержка. Россия застыла на перепутье: она была сильна, и это тоже оказалось проблемой. Слишком многие считали, что тогда ничего не нужно и делать. А были и такие, как Щербачев, которые, наоборот, хотели уж слишком многого, не понимая, что даже страна может надорваться. Полковник ведь не просто человек — Александр не знал, понимает тот или нет, но каждый день появлялись люди, готовые идти за ним. Много влиятельных людей, которые следили за успехами нового Лисандра[1] и были готовы поддержать его.

Глупцы! Они не понимают, что сила не только внутри страны, но и снаружи. В ближайшие десятилетия начнется — уже началась — гонка за колониями. Они и сейчас вроде бы принадлежат кому-то, но это ничего не значит, пока весь мир не поделят между собой великие державы. Только им хватит силы, чтобы удержать это лоскутное одеяло, чтобы подчинить и впитать в себя малые народы. И тут, Александр верил, у него был особый путь.

Англия и Франция находились далеко от своих новых земель и были вынуждены просто высасывать их ресурсы. Россия же могла присоединять территории, превращая их через время в саму империю, и в перспективе это делало ее сильнее любой другой страны. И вот ключевой момент… Чем раньше закончить эту глупую войну, чем раньше удастся мобилизовать силы на новые свершения, тем раньше Россия включится в по-настоящему важную гонку. Единственный плюс, что Англия и Франция сейчас тоже вынуждены остановить свою экспансию, но… В этом мире есть не только они.

Щербачев вот не понимает, но его выходка в Австрии, которая позволила Габсбургам сохранить лицо и силы, пусть сейчас и играет на нас, но в итоге может сделать их одними из крупнейших противников. Или Пруссия, которая так удачно для своего кошелька вкладывается в новые заводы под Санкт-Петербургом — как скоро Фридрих-Вильгельм решит, что достоин большего? И в чью сторону он оскалит клыки? Нет, победа в грядущем противостоянии будет коваться совсем не в проливах и даже не на поле боя. Или все же…

Взгляд царя скользнул на второй ящик сверху. Там лежала копия принесенной ротмистром Ростовцевым рукописи. История о мире будущего. Кого-то в ней могли привлечь звезды, кого-то новый страшный враг, но сам Александр прежде всего обратил внимание на идею того, что человечество едино. И это была очень неожиданная мысль. Сам он всегда представлял, что однажды мир будет разделен до конца, и именно это станет концом истории, когда великие державы остановят войны, потому что каждой из них будет слишком много чего терять.

Но теперь… Александр не мог не думать: что, если в итоге будет не мир, а великая война? Последняя, которая либо уничтожит человечество, либо объединит его. И если так, то пусть пока полковник делает то, что считает нужным. Просто на всякий случай.

Конечно, если он сможет доказать, что достаточно гибок и умеет договариваться.

* * *

— Как считаешь, почему царь передумал? — спросил я у мрачного Ростовцева. — И даже про нарушение приказа ничего не сказал. Я-то думал, что он по списку за все спросит, а тут… Просто сказал «покажи, чего стоишь», и отпустил.

— Дома меня убьют… — Ростовцев, кажется, меня не слышал. Все переживал, что его убрали из адмиралтейства и прикрепили ко мне.

— Разве это трагедия?

— Потерять должность адъютанта великого князя и стать помощником всего лишь полковника, которого, возможно, уже скоро отправят навечно в Петропавловку? Еще и дядя теперь лишится поддержки Константина Николаевича. А он так рассчитывал на место в одном из новых комитетов.