Русская война 1854. Книга пятая

Дубельт думал, что пошутил, а я вот реально задумался. На мгновение.

— Вы же знаете, что у нас был контракт с лордом Кардиганом? — я посмотрел на генерала и дождался его кивка. — Так вот мы выполнили свои обязательства, поставили лорду «Ласточки», но на этом вся наша торговля заглохла. Как и попытки выйти на других покупателей через газеты и кружки оппозиции на западе. Знаете почему?

— Прошу прощения, не интересовался экономической деятельностью.

— А там не совсем экономическая эта деятельность. Волохов по моей просьбе следил за ситуацией и собрал все возможные детали. Так вот «Ласточки» были доставлены на остров, но на их продажу выставили пошлины, превысившие их цену в несколько раз. Так они и пролежали на складе лорда Кардигана, пока не устарели. И никто его не поддержал в этом деле — потому что каждого, кто пытался, неожиданно ждало как будто совершенно не связанное с этим дело. Кто-то не доплатил налоги, кто-то внезапно получил назначение аж в Вест-Индию, а кто-то и вовсе неудачно заряжал новомодный револьвер и вышиб себе мозги.

— То есть все слова, что и наши товары попадут в Лондон и Париж по нормальной цене и на нормальных условиях — чушь?

— Ложь. Враг понял, что не сможет победить на поле боя, и просто решил поменять условия войны.

— Но разве Александр II этого не понимает? — Дубельт нахмурился, видимо, представив, что и его ведомству однажды придется действовать подобными методами. И ученику Бенкендорфа, который видел смысл тайной службы совершенно в другом, это не понравилось.

— Понимает, — ответил Горчаков. — Но царь под влиянием тети и брата считает, что стратегическая цель — это расширение страны и колонии. Он верит, что когда весь мир будет разделен, на карте не останется ни одного пустого пятна, тогда изменятся сами условия существования. Как еще один шаг к царству божию на земле. Закончится вечная гонка, войны потеряют смысл… Мир не обязательно изменится, но именно сможет стать другим. Я в свою очередь буду пытаться добиться этого на новой должности, а вам предписывается начинать готовиться к прибытию уже постоянного генерал-губернатора новых земель.

— Кто? — Николай задал только один вопрос. Мысль о том, что его самоназначение не утвердили, великому князю не понравилась.

— Пока неизвестно, но Елена Павловна продвигает новую звезду своего кружка, некоего Милютина. Сам он, конечно, должность не получит, чином не вышел, но как помощник будущего губернатора будет заниматься всем на земле, — Горчаков говорил и смотрел на меня. Словно чего-то ждал.

— Было ли еще что-то в указе царя? — спросил я.

— Было, — тот продолжал буравить меня взглядом. — По просьбе светлейшего князя Меншикова государь приказал считать месяц службы на этой войне за год. Таким образом, чтобы большинство даже среди простых солдат смогли оставить армию и вернуться домой.

Мои мысли понеслись галопом. Что задумал Меншиков? Для чего он продавил это решение на год раньше, чем это случилось в моей истории? На что намекает Александр Михайлович, так красноречиво глядя прямо мне в глаза? Хочет, чтобы все эти прошедшие через горнило новой войны люди разом попробовали толкнуть страну вперед?.. Нет! Горчаков еще в самом начале сказал, что их катастрофически мало по сравнению с остальными, и привычный уклад сломает и медленно, но верно поглотит их.

Вот только что тогда?

Я еще не понимал, а вот Николай Николаевич, кажется, понял. Они переглянулись с братом, решительно кивнули друг другу, а потом третий сын Николая I потянулся и крепко сжал мою руку.

— Поздравляю, Григорий Дмитриевич. Во-первых, со званием генерал-лейтенанта, который я вам присваиваю…

— Звание 3-го класса должен утвердить государь, — дежурно возразил Горчаков.

— Я — Романов, и я в своем праве! — в голосе Николая мелькнули стальные нотки, и все разом перестали дышать, словно на мгновение увидев в нем отца. — Во-вторых, — продолжил великий князь, — я готов принять вашу отставку, Григорий Дмитриевич. И в-третьих, — он спешил, словно опасаясь, что я откажусь, — как временный генерал-губернатор новых земель я не буду возражать, если вышедшие в отставку солдаты станут частью нового православного ордена.

— Ордены были у католиков… — добавил Михаил, разом подтвердив мои догадки, что эти двое давно замыслили и продумали этот вариант. Возможно, вместе с Меншиковым, уж очень удачно тот продавил добавку в царском указе. — Так вот где как не на древней православной земле нам основать такой же? Орден, который будет защищать нашу веру по всему земному шару. Всегда. Вам же хватит сил, Григорий Дмитриевич?

— Хватит! — я улыбнулся.

Как быстро все поменялось, но я только рад. Мирная жизнь ведь поглотила бы и сломала не только простых солдат, но и меня — последняя поездка в столицу тому прямое доказательство. А так я снова смогу делать то, что у меня получается лучше всего. Сражаться за Родину, за то, во что верю.

Эпилог

Николай Ростовцев шел по улице Нью-Йорка вместе со Степаном.