Русская война: дилемма Кутузова-Сталина

– все иностранные, от Жомини, Бернгарди, Клаузевица, Энгельса до Кальметта приписывают победу Наполеону;

– наконец, присутствует пульсирующей жилкой отечественное направленьице, которое по умонастроениям межеумочного интеллигентского слоя очень склонно к западному фактологическому объективизму, а протяжённостью души рвётся к Толстовскому Субъективизму оценок, в терпимой форме это присутствует у Н.Троицкого: Бородино у них Вещь в Себе, спрашивать страшно – обдадут русским духом.

В общем русские старательно оправдывают своё отступление после победы, французы своё крушение после неё же, рождая естественное подозрение, что ни те ни другие не проникли по настоящее время в смысл произошедшего.

Наполеон – …три дня не оглашает факта боя…

Кутузов – …определённо доволен 5–6 часов, во всяком случае до доклада Дохтурова…

Соотечественники далее начинают славянофильскую мистику по поводу оставления Москвы.

Иностранцы впадают в спиритуализм, почему через 50 дней после «генеральной победы» Наполеон почти разбит.

От Бородино до поворота на Подольск общая специфическая форма непонимания, выжидание чего-то: угрюмое, радостное, настороженное, облегчённое – по душевной склонности или принадлежности к воюющим сторонам. По словам Ермолова, сказанным Раевскому» Армия надеется на Главнокомандующего, впрочем, без особой основательности», уже полагая в нём что-то необычное.

Кто сжёг Москву: Пьяный вестфальский кирасир, полоумный Ростопчин (на совести Екатерины 2-й), выпавший из печки уголёк, мородёры-мазохисты, патриоты-шизофреники (терминология В.Лидина и «Огонька» в отношении Зои Космодемьянской) – полный разнобой. По приливам настроения, то все квасные патриоты, то пацифисты-одуванчики, хором кричим «Мы! – Не Мы!»

И вдруг в полдень собравшимся и начавшим писать диспозицию о движении через Бронницу на Рязань квартирмейстерам армии отдаются новые распоряжения, корпусные командиры получают приказ быть готовым выступить в полночь – без объявления куда… Из тьмы, как Афина в полном вооружении из головы Зевса, вышел Тарутинский маневр, который обнаружили через 10 дней, поняли через месяц, оценили через 10 лет. Наполеон на о. Св. Елены «Эта старая лиса Кутузофф все-таки здорово провел меня со своим фланговым маршем» – и только-то?!

Далее «почти ясность» до самого конца боя за Малоярославец. Можно как-то упрятать малопонятные узлы вокруг нападения на Мюрата (Тарутинский бой) – толи нападали, толи кому-то демонстрировали, что нападаем…

А вот с Малоярославца какие-то странные зигзаги – Кутузов вдруг уходит к юго-западу, Наполеон, который вроде бы должен рваться на запад, по прямой дороге на Медынь поворачивает в отходящем направлении на СевероЗапад, на Смоленский тракт, разорённый летним прохождением 2-х армий – потом оправдывается. Ошибка! Далее Наполеон вместо своего обычного правила идти порознь – сражаться вместе, строит войска одной огромной 70километровой колонной (2 дневных перехода), обрекая замыкающие части на вымирание и начинает отход к Смоленску – а Кутузов уподобляется старому драному коту, который все прикладывается к тёплой печке, да молодые котята не дают, подлетают – Тятенька, дай подраться! – Тьфу на вас! – Подлинный случай, однажды на 3-м или 4-м представлении Ермолова о каком-то решительном боевом действии старик-фельдмаршал так энергично плюнул, что «немалая часть того слетела на щеки и мундир курьера». Высочайший темп маршей тем не менее соблюдается неукоснительно, чем восхищен даже придирчивый Клаузевиц… Острое впечатление, что под поверхностью событий присутствуют сразу несколько разносоставленных планов и то, чем бесятся Ермолов, Платов, Милорадович, для старика просто раздражающая мелкая дурь, отрывающая от чего-то неизмеримо более важного! Так как внешность все же соблюдена, французская армия истребляется и самоистребляется, то боевые рубаки, крутя носами и ворча по неполному пониманию Главнокомандующего, делают свое дело, тем более, что при таком «покойном» начальнике легко выдвинуться.

На Березине – узел перегиба, в момент когда концентрическое движение русских армий создает прямую угрозу тактического окружения Наполеона, когда кампания должна завершиться эффектным финалом, гибелью завоевателя (никто не сомневается, кроме Чичагова, что живым он не сдастся) – Кутузов… Да что с ним? Он старик! Он болен! Он путает!