Неизбежность отхода очевидна, и уже ему-то тем более… а между тем он находился в состоянии приподнятой облегченности, такое впечатление, что Багратион не подвел его под монастырь, а привел на венчание, и неудача 2-й армии развязала руки какому-то иному решению, спал какой-то гнет с души… Уже два столетия сбивает с толку очевидцев, а за ними исследователей это искреннее, непритворное удовлетворение Кутузовым итогами боя 26 августа (7 сентября) – впечатление такое, что этот день принес ему определенно больший успех, нежели полагаемый, он даже вспыхивает и одёргивает Вольцогена, начавшего ему что-то говорить о неудаче, и это при том, что в полдень уже отправлял Дохтурова во 2-ю армию с приказом, смысл которого, продержись пока не сказку отход, запальчиво объявляет об утреннем наступлении, может быть в успокоении других лиц, его видением смысла произошедшего не одаренных. Распирающая его РАДОСТЬ настолько очевидна, что присутствующие, а среди них и такие глубоководные гидры, как Ермолов, начинают верить уже и поясняющим ее СЛОВАМ. Они оба искренни, Вольцоген по обстоятельствам случившегося, Кутузов по тому ЧТО ЗА НИМИ.
А ведь какие-то основания к продолжению сражения существуют и вечером 26 (7), и получивши соответственное распоряжение М. Б. Барклай-де-Толли не удивляется, хотя почел бы разумнее отступить и принимается выполнять его старательно и умело, а это значит, что продолжение боя, не по наитию, «духу» – по основательной европейской учености возможно, в «расчисленном полководце» отсутствовал начисто внешний конформизм к настроениям окружающих лиц, т. е. ресурсы, не только волевые и духовные, но и материальные, позиционные имелись. -
Вот человек, который выиграл вместе с Кутузовым, но ясно, прозрачно, без недоумений и вопросов, свою битву, на своем месте, в своем ранге, окончательно разрешив неприятно-крикливое соперничество с Багратионом, развернутое и разжигаемое последним; дельными предложениями, разумными распоряжениями, явленной твердой волей повернул к себе настроение своей любви-армии, стал близок и дорог ей в этот день – не потерялся, а открылся как военачальник на поле боя, и к концу его занял второе место после Кутузова. Рок сам взвесил и определил итоги соперничества между ним и Багратионом, под Смоленском еще затенявшим «умозрителя-академика» – представленные к Ордену Святого Георгия Победоносца, они получили его в разных классах, Михаил Богданович, как уже имевший 4-й и 3-й класс, получил очередной «армейский», 2-й, а Петр Иванович, имевший «в опережение» 2-й класс за Аустерлиц, получил отсутствующий у него «корпусной» 3-й, среди прочих 14 военачальников; он остался по прежнему старшим по производству, но ореол «преемника Суворова» несколько развеялся, он перешел в разряд «учеников».
А далее, не прошло и 3-х часов, с некоторым недоумением и вероятно даже раздражением, Барклай-де-Толли и Милорадович выстраивавшие войска для боя, получили распоряжение на отход. Почему? – давайте признаемся, мы про это можем только гадать…
Есть какая-то заданная закономерность в действиях противостоящих полководцев – они старательно противились тому, что пытались добиться от них окружающие, а за ними и последующие исследователи и биографы, почти «советчики» как-то уж очень непонятливым Наполеону Бонапарту и Михаилу Кутузову.
С вечера 25 авг. (6 сент.) Наполеон делает все чтобы не пустить в дело Гвардию и никак, ни на поле Бородино, ни после не объясняя вразумительно почему, под любым предлогом уклоняется от этого.
С самого начала сражения Кутузов предупреждает свой генералитет об его оборонительном характере, оговаривая в диспозиции наличие путей отхода.