Русская война: дилемма Кутузова-Сталина

Равные или меньшие потери русской стороны легли худшими последствиями – 2-я армия была обращена в лохмотья: в ней были разрушены организующие компоненты, и в целом как боевая сила она была утрачена. В то же время возможности для продолжения боя сохранялись: русские войска в любой момент могли беспрепятственно свернуться в колонны и уйти с позиции – самая опасная часть французской военной организации в условиях движения, кавалерия лежала во рвах у Семеновских Высот и Курганной батареи; были и скрытые незадействованные резервы: Старая гвардия (4 тыс.), егерские полки правого фланга (6 тыс.), казачьи и легкая конница (8 тыс.), т. е. около 20 тыс. регулярного и организованного войска. Ссылка Троицкого на рапорт Кутузова и записку Барклая-де-Толли их наличие отвергающие неосновательна – утверждением о задействовании всех войск Первый оправдывал свой отход к Москве; Второй покрывал бессмысленную гибель многих солдат и офицеров Гвардии, особенно 600 великанов Петровской Бригады, горделиво простоявших весь день на указанном им месте в чрезмерной близости к фронту и поражаемых не только пушечными выстрелами но и излётными пулями – выпороть бы русских военачальников, от гвардейских Розена, Лаврова до Наивысших за такую растрату жертвенной доблести войск. Наконец, если Троицкий так настаивает, во всяком случае на канун битвы, имелось 20–25 тыс. ополченцев, которые за ночь обзавелись ружьями вместо пик из обилия разбросанного по полям оружия и во вторых линиях могли явить ярость равноценного штыкового боя «скопом» при условии прикрытия их от артиллерийского обстрела и налетов конницы, что вроде бы было возможно…

Огнеприпасов в парках сохранилось достаточно. При расходе за день боя 60 тыс. выстрелов оставалось еще более 80 тыс., в необходимых количествах по всем классам… На подходе было ещё 28 тысяч выстрелов, спешно отправленных Ростопчиным из Московского Арсенала, которые должны были прийти на следующий день…

Если неприкосновенность Москвы в размышлениях Главнокомандующего была свята как целомудренность дева Марии – бой следовало продолжать! И ведь что особенно любопытно – Кутузов, эта бездна всё в себя вбиравшая, о критическом положении противника догадывался, едва ли не знал, его замечание в записке М. Б. Барклаю-де-Толли на продолжение сражения содержит слова, что по жестокости боя атакующий неприятель должен понести потери во всяком случае не менее обороняющейся русской стороны – стоило ли тогда отступать не дав этому проясниться вполне и всему свету, оставшись в пристойно-оборонительном положении на открытой, легко покидаемой назад позиции Горки – Утица. Да-да, Утица, которую французы тоже оставили, убрав и это сугубо-военное оправдание кутузовскому отходу: «смятый левый фланг». И продемонстрировав «победу», уже не в нравственном – в материально-политическом, амбициозно-личном плане, достойно удалиться, разразившись убедительно-возмущенными разоблачениями обманов Горчакова-1, плутен Ф. Ростопчина, нерасторопности Н. Салтыкова, умалчивая, но тем особо выделяя двоемысленность Александра – и всего-то постоять до выстрелов, что прогремят не ранее за полдень, он что, не знает, что противник отодвинулся до Шевардино, на 4 километра, и не имеет даже оформленных артиллерийских позиций на линии фронта?

Кутузов явно и крупно подыгрывал Наполеону своим отходом, извлекая того из мучительно-патового положения, и заигрывал его дальше и дальше… мог ли тот не пойти ему вслед, это было еще более невыносимо, нежели не атаковать, если Кутузов останется, это значило восстать против всего, в том числе и РАЗУМА, отлаженного, смазанного, несмущённо-европейского; продемонстрировать самое презренное – слабость и глупость; восстать против всколыхнувшегося настроения армии по одному предчувствию…

В сумерках, до рассвета, русская армия уйдет с Бородино – Наполеон ей мешать не будет, потому что уже не в силах; в полдень он выступит за ней т. к. не следовать за ней он тоже уже не может.

Итак, что мы имеем кроме того, что вечером Кутузов был явно доволен, а Наполеон мрачен, какой итог положат себе на душу две армии, одна из которых утром ушла с поля боя, другая на нём осталась? Какое БЛЕСТЯЩЕЕ поражение, какая страшная ПОБЕДА, и разум обеих наций примется бороться с несуразицей словосочетаний, сокращая их до БЛЕСТЯЩЕГО и ПОБЕДЫ, а раздраженные противники по прежнему будут идти-рваться друг за другом.

Не в этом ли цель всех действий Кутузова, на поле боя давшего свободу и Наполеону и своим помощникам, пусть позабавятся – пусть один атакует и так и там, где ему улыбнется, пусть проявит свои качества несравненного тактика, а вы, бравые, уж поколотите его всласть, нигде не остановлю, а и сам адъютантиков туда-сюда погоняю – но только один раз шевельнулся удав, когда сбился строй 2-ой армии и разом, на 2 часа, пустяшным рейдом, переломил все расчеты Наполеона, явил свою волю и – опять свернулся…

Но только ли? – А само Бородино в целом?