Русская живопись от Карла Брюллова до Ивана Айвазовского

Серьезные археологические раскопки Помпей начались в середине XVIII века, а продолжились во времена Наполеона I, когда Неаполитанским королевством, на территории которого находились Помпеи, управлял маршал Мюрат. Карлу рассказал о Помпеях Александр, его брат, будущий архитектор. И когда Карл Брюллов поехал в Помпеи, конечно, он был потрясен. Потому что когда велись раскопки и слой за слоем снимался пепел, то находили тела людей, которые были захвачены катастрофой прямо в момент извержения. Это были судороги, естественные и неестественные положения человеческих тел. Город, на который обрушилась катастрофа и который не был к ней готов абсолютно, накрыло многометровым слоем пепла и камней. Мало того что жители не успели покинуть город. Многие не знали, как скрыться от этого извержения вулкана, и, наоборот, заходили в дома, считая, что дома смогут их защитить. Многие бежали к морю.

Т. РОДАРИ

Скульптурные изображения Плиния Старшего (слева) и Плиния Младшего (справа) в кафедральном соборе Комо, Италия

Карла Брюллова, изобразившего эту катастрофу, чествовали как величайшего художника не только в России. После выставления картины в Риме он едет в Милан. Там встают в театре, когда видят, что он пришел. К его ногам бросают цветы. О нем пишут. Поэт Евгений Баратынский выразил этот триумф в стихах: «И был «Последний день Помпеи» // Для русской кисти первый день».

Последний день Помпеи

1833 год

Это было всемирное признание. Правда, когда картину повезли в Париж, она не произвела большого впечатления, потому что там уже были другие кумиры – там уже был Делакруа, уже началась эпоха романтизма.

Но ждали ее появления в России и ждали триумфатора – и дождались. В 1833 году в Императорской Академии художеств выставляют эту огромную картину Брюллова. Шесть с половиной метров на пять с половиной. Она производит просто неизгладимое впечатление на Пушкина. Пушкин впечатлился настолько, что написал такие строки:

Везувий зев открыл – дым хлынул клубом – пламя
Широко развилось, как боевое знамя.
Земля волнуется – с шатнувшихся колонн
Кумиры падают!

(Эта строчка, между прочим, была запрещена цензурой: как бы там что-то не то имел Пушкин в виду! Ишь, видишь ли! «Кумиры падают!»)

Народ, гонимый страхом,
Под каменным дождем, под воспаленным прахом,
Толпами, стар и млад, бежит из града вон.

Как великолепно об этой картине писал Николай Васильевич Гоголь! Он писал о том, что это рождение русской живописи. Что Карлу Брюллову удалось то, чего не смог найти ни один художник. И Гоголь был совершенно прав. Можно было бы осветить картину красным пламенем Везувия. Красным цветом. Но Брюллов нашел другой прием. Клубы дыма! Все серым стало. Солнца не было видно во время извержения вулкана. И Брюллов дает разряд молнии! И вот в этот момент как будто бы молния, как фотовспышка, выхватывает все – статуи, которые падают, строения Помпей, людей, пребывающих в страхе. Когда гибнут люди массой – это всегда толпа. Но Брюллов из этой толпы, из этой массы выхватывает отдельные группы.

И мы видим юношу, предположительно это как раз Плиний Младший, рядом с пожилой матерью, которая показывает ему, мол, иди, иди, убегай, я уже обречена, но ты-то должен жить! И вот эта сцена, как Плиний прощается с матерью. Мы видим мать, прижимающую к себе своих детей, спасая их, прикрывая каким-то плащом. Видим языческого священника, который молится и надеется, рассчитывает в этот момент только на богов. Видим прекрасную женщину, которая, видимо, ехала на колеснице, и вот она упала, она в центре картины, рассыпались вокруг ставшие ненужными драгоценности. Видим других людей – вора, который в этот момент тянется к драгоценностям. То есть катастрофа – она, как всегда, вызывает к жизни разные чувства у людей. У благородных людей – благородные чувства: вот люди несут старика отца на носилках, понимая, что и так ему осталось жить недолго.

И эта картина, которая в свое время произвела ошеломляющее впечатление, волнует нас до сих пор.

Глава 5 Павел Андреевич Федотов