Русская живопись. Пробуждение памяти

В живописи автопортрета есть мудрое смирение. Живописная борьба преодолевается ради гармонических отношений, возвышающих образ над мирской суетой. Желто-коричневые, малиновые, зеленоватые оттенки соединяются в мягком спокойном союзе. Они «не забывают» о доминанте красного, который господствует над другими цветами в общем живописном пространстве. Движение цвета имеет свои пределы. Благодаря ему в колористическом строе закономерно согласуются между собой изменчивость и постоянство, как согласовались они и в приемах пластической композиции.

В автопортрете воплощен образ трудного пути, пройденного по жизни, высокого предела, достигнутого человеком, достойного конца. Это — метафора неминуемой встречи жизни и смерти, бессмертия духа, словно готового покинуть телесную оболочку и обрести самобытие.

Обращаясь к произведениям разного времени, мы старались выявить в живописи Фалька те особенности, которые объединяют различные периоды в целостное явление творческой индивидуальности. Как нам кажется, поэтика Фалька (если позволено перенести это понятие в сферу живописи) зиждется на живописно-пластической метафоре, предполагает максимальное наполнение художественной формы человеческим смыслом, ориентирует созерцателя на постоянное желание «просвечивать» все элементы формы — с тем, чтобы в каждом находить глубокий след жизни. В этой прямой зависимости живописи от сущности бытия — непреходящее знамение творчества Фалька.

К ограничению понятия авангард

В настоящей заметке автор исходит из опыта авангарда в отечественном изобразительном искусстве, полагая, что он достаточно показателен и может дать повод для суждения об авангарде в целом. Проблема авангарда в русской культуре выявилась с особой остротой в результате того, что на заре своего существования авангардные устремления художников в ситуации программного противостояния рутинным творческим концепциям выступают особенно обнаженно; в последующие десятилетия авангард оказывается под запретом, и всякое практически-творческое воспоминание о нем пресекается. В России XX века авангард гораздо меньше подготовлен предшествующим развитием, чем в других европейских странах, и тем более затруднен процесс его становления, а позже — путь к его признанию. Это обстоятельство обнажает некоторые особенности русского авангарда и, несмотря на безусловно национальный характер, позволяет провидеть в нем черты, свойственные авангарду вообще.

Термин «авангард» в применении к искусству не представляется идеальным. Надо помнить, что художники и поэты авангардного направления по отношению к себе его не применяли, и уже в значительно более позднее время он стал использоваться в литературе по отношению как к прошлому, так и к настоящему. Будучи заимствован из военной терминологии и вполне законно перенесенный в круг политических представлений, он не очень корректен по отношению к искусству, так как страдает жесткостью и не обладает гибкостью для того, чтобы сообразоваться с природой художественного мышления.

Я не собираюсь искать замену термину «авангард», как не собираюсь сопоставлять его и с другими — например, с понятием модернизм, являющимся более широким и всеобъемлющим для характеристики искусства нового типа, утвердившеюся в XX, но начавшего свою жизнь еще в XIX веке. Термин «авангард» бытует. Следует смириться с его существованием и озаботиться тем, чтобы его использование в конкретных случаях было обоснованным и не возбуждало новые недоуменные вопросы.

Между тем в настоящее время термин «авангард» — например, по отношению к современному отечественному искусству — применяется слишком широко, без всяких ограничений, становясь расплывчатым. Авангардом часто называют те явления искусства, которые имеют вторичный характер, что само по себе входит в противоречие с исходными качествами понятия. Такой расширительный подход к термину мог бы позволить иные явления современного искусства обозначить как «академический авангард» или «салонный авангард», если бы в самом сочетании слов не содержалось внутреннего противоречия.