Русская Жизнь 180708 Телевизор

Вот клянусь вам, товарищи: я же знал Глеба Пьяных! Я знал его корреспондентом «Коммерсанта», и он был нормальный человек, и с ним можно было разговаривать! Но для программы «Максимум» ему придали какой-то особенно гнусный, неискоренимо раболепный вид, удлинили лицо, утончили голос, заставили всем корпусом изображать нечто глистообразное! Он входит в наши дома, трясясь от лихорадочной торопливости: сейчас, сейчас я расскажу вам гнусность, потерпите, неужели я не успею! Он выбирает самые бросовые темы, самые непристойные скандалы, самые омерзительные интонации - это своеобразный, долго культивируемый, заботливо выращиваемый эстетизм наоборот; и любой, кто посмотрит эту программу, с радостной готовностью воскликнет: я - свободный гражданин свободной страны. Я счастлив, все у меня в порядке, потому что пока еще я не лежу в параличе, не кромсаю ножницами родную мать и не являюсь нижним соседом певицы Земфиры.

Большая часть современного телерепертуара (в котором программа «Максимум» - лишь наиболее характерный образец) имеет характер сугубо функциональный. Телевидение не рассказывает о проблемах зрителя - оно этого зрителя ненавязчиво трансформирует в биоробота, который призван либо беспрерывно бежать за подвешенной к его носу морковкой (до 40 лет), либо тихо гнить в своем стойле (после 40). В функции морковки выступает гламур, в функции наркотика, облегчающего гниение, - фрик- и ток-шоу. Репортаж из стойла в этой системе ценностей, безусловно, неформат.

И знаете, о чем я думаю?

Я думаю, что это правильно, то есть туда нам всем и дорога.

Как признался мне один публицист, вручая книгу своих вольнолюбивых очерков: «Пока я это писал, я в это верил. А сейчас думаю, что все не так страшно, потому что на меня тоже уже постепенно действует».

Замироточил

Удачники и неудачники по разные стороны экрана

Евгения Пищикова

На улице возле летнего кафе три милиционера сидели и кушали шашлык. И так хорошо они кушали, что трудно было потихоньку за ними не подглядывать. Круглый пластмассовый стол казался игрушечным под грудами нарядной еды. Сами сотрапезники тоже были прекрасны. Они чокались ослепительными водочными рюмками, и, когда тянулись друг к другу, форменные брюки трещали на их исполинских крупах. Чокаясь, они сшибали ладони в жесте дружества и приязни, приобнимали друг друга, свободно и весело упивались торжеством мужества и братства. Три мушкетера! Лицеисты! И тут я заметила, что еще один наблюдатель, помимо меня, неотрывно глядит на милицейский столик - маленький испитой мужичок. Он смотрел на милиционеров так, как однажды предпасхальной ночью таракан в моей кухне смотрел на кулич в целлофане. Кулич был голландский, весь в зеленых, алых и золотых цукатах. Я включила свет, а таракан не двинулся. Стоял на столе и смотрел. И я поняла, что могу его убить, и он стойко унесет в могилу это виденье неземной красоты. Мужичок обернулся ко мне и сказал: «До чего же красиво… Их бы в телевизор - и смотреть, смотреть…» И я согласилась со случайным своим собеседником. Милиционеры казались персонажами совершенно нездешними - они должны были бы жить в телевизоре, где живут весь прочий блеск, красота, удача и успех. А наша с мужичком судьба - сидеть на диване и смотреть, смотреть, смотреть…

I.

Если набрать в поисковике Яндекса слово «телевизор» и тут же поставить слово «неудачник», удивительные полезут к вам на рабочий стол человеческие документы. Тысячи и тысячи упоминаний, а смысл-то один.

«Телевизор - это учитель неудачника»; «Родители у меня самые обычные люди, для которых жизнь - это работа от звонка до звонка за смешные деньги, а телевизор - единственная радость. Я их, конечно, люблю, но считаю неудачниками»; «Всегда, если хотят сказать про человека, что он глупый бездельник, говорят, что он лежит на диване перед телевизором»; «А, все неудачники и лохи… вам другая дорога предназначена, на работу к 9.00, а потом пиво вечером перед телевизором»; «Дневной эфир на телевидении называют "временем неуспешных людей"».

И наконец: «Телевизор приличным людям нужен не затем, чтобы его смотреть, а затем, чтобы по нему выступать».

Вот так вот. Человечество делится на две неравные части.

Те, кто сидят перед телевизором, - неудачники. Ведь правда же, по большому счету это именно так? Мы никому, кроме собственных одноклассников, не известны. Мы потребляем красоту, а не производим ее. Мы не добрались до какой-то важной вершины, верха башни, звездного неба, потому что те, кто добрался, - они в телевизоре. Они - удачники. А интеллигенты, которые всем рассказывают, что не смотрят телевизор, просто не могут смириться с этой ужасной правдой.

Чему же нас, лузеров, могут научить счастливчики? Помогут ли, поймут ли? Ведь они должны постоянно думать о нас, верных своих неудачниках. Мы, как-никак, тоже герои. Ведь Голливуд уж давно объяснил, что главный герой всякого зрелища всегда «выведен за экран», потому что главный герой - зритель.

Итак, успешные люди делают телевидение для неуспешных.