Русская Жизнь 180708 Телевизор

Ведущие новостных программ одеваются и ведут себя, как крепкие федеральные чиновники. Стиль одежды - одический. Офисный костюм - латы современного воина; под пиджаком - обязательно светлая рубашка, подчеркивающая светлые помыслы представительного человека. Ведущие программ более артистических выглядят как топ-менеджеры. Тут в моде драматический стиль - это когда сорочка (топ-менеджеры не носят рубашек, они носят сорочки) должна быть темнее костюма. Как у кавказского щеголя, вся жизнь которого, безусловно, драма.

Большинство вещателей спокойно относятся к новому телевизионному стилю и сжились с интонациями и темами народного телевидения. Разве что Соловьев и Гордон делают брезгливые мины и числят себя зачинщиками большой интеллектуальной игры.

III.

Телевизор вырос у нас на глазах - трудно относиться к нему без теплоты.

Когда он был совсем маленьким, с крутым экранным лобиком, его укутывали салфеточками, когда встал на четыре растопыренные ножки, его ставили в самый теплый и уютный угол. Телевизор-дитя удивлял и радовал каждым словом, что б он там не лепетал. Подрос - превратился в молодого, бодрого пропагандиста. Стоял квадратный, плечистый, корпус «под орех». Потом тучный, толстозадый телевизор девяностых годов мучительно пугал своих хозяев всякими пиф-пафами, любил похохотать не к месту, пел под праздничек старые песни о главном. Новый телевизор - плоский, как стол, широкий, как русское поле («широка панель моя родная») - заплакал.

Первый раз русский телевизор заплакал лет семь тому назад - дамскими жеманными слезами. Передача «Женский взгляд» г-жи Пушкиной, только появившись на экране, стала популярна необыкновенно. Сразу два центральных канала захотели иметь ее у себя. Тотчас Пушкиных стало две - Татьяна и Оксана. Названные сестры обе умели говорить задушевными голосами, обе строили разговор таким образом, чтобы ближе к концу эфира их замечательные собеседницы могли заплакать, рассказывая о нелегкой своей доле, и, омывшись слезами, приступить к более или менее жизнеутверждающему финалу. Зрительницы были в восторге от возможности посочувствовать известным дамам. Г-жи Пушкины впервые представили телезрителю слезное меню. По «ту сторону экрана» в ассортименте находились слезы умиления, очищения и обновления. Телезрителям предлагались слезы сочувствия и сострадания.

Первопроходицы новой телевизионной интонации заставили плакать своих героинь (Ирину Роднину, Кристину Орбакайте, Аниту Цой, саму, верите ли, Пугачеву), чем обеспечили своим героиням горячее сочувствие зрительской аудитории; но саму аудиторию заставить расплакаться не сумели. Напротив того, зрительницы, сострадая, тихо радовалась слезам успешных дам.

И поэтому появилась нужда в более добрых передачах. Пришла эра программы «Жди меня» (первоначально - «Ищи меня»).

Хороши в смысле порыдать и проекты «Понять. Простить» и (иногда) «Пусть говорят».

Слезливые передачи наплывали волнами. Одно время популярна была программа Дмитрия Диброва «Я готов на все». Ее герои должны были совершать самые тяжелые и мучительные действия, чтобы доставить своим близким радость (приз - любое желание) или добыть необходимые на лечение деньги. В стартовой программе героическая женщина прыгала на резиновом тросе с какой-то изрядной высоты, чтобы выполнить заветное желание мужа. Заветным желанием была экзотическая рыбалка. Помнится, передачу эту осуждали. Но - с оговорками. Характерен в этом смысле радийный диалог двух известных телевизионных критиков:

- Я не понимаю мужчину, который в студии сидит и рыдает. Но если ты заметила позитивный момент, который я замечаю, что все-таки мы идем от тех форматов, где люди жрали друг друга, уничтожали.

- Все рыдают так, как будто она совершила подвиг нечеловеческий. Как будто закрыла собою дзот пулеметный. Ну что это такое?! А не стыдно ехать после этого на рыбалку? Но, тем не менее, поворот хоть к какому-то минимальному позитиву. Произносятся слова «любовь», желание сделать приятное близкому. Все-таки этот проект вставлю в тот маленький плюсик, который я наблюдаю в тенденциях телевидения.

Дамы приходят к общему мнению: ну, есть потребность у людей порыдать и в студии, и сидя у экрана. В конце концов, слезы очищают человеку душу.

Разговор происходил три года назад.

Зачем же телевидению понадобилось так массированно выжимать из зрителя слезу? Или, скажем так, - зачем же нам, зрителям, понадобились умилительные передачи? Это я сначала думала, что телевизор заплакал. Нет, он - замироточил.

Умиление же было нужно именно для того, о чем говорили догадливые дамы-критики - для очищения. Телевизор начал выстраивать вокруг себя территорию добра и покоя.

Для хорошего, грамотного потребления нужен покой. Никто не кушает фуа-гра в тамбуре электрички.

В девяностых годах культура потребления (в том числе и телевизионного продукта) не могла сложиться, потому как покоя никакого не было и в помине.